Когда разговор затих, Азра слила воду, натекшую в миску под пузатым самоваром, и задула голубое пламя в его трубе через сетчатое отверстие. Белый дым поднялся по трубе самовара и растаял в воздухе. Маман помогла Азре отнести самовар и чайный сервиз обратно на кухню. Лейла и Саба вынесли матрасы и подушки из комнаты для гостей, развернули матрасы на тахтах и застелили их белыми накрахмаленными простынями. Реза установил москитные сетки и удостоверился, что края всех пологов подоткнуты под матрасы.

Мы с Мар-Мар спали на средней тахте, рядом с матрасом ака-джуна и Азры. Полог цвета слоновой кости колыхался на прохладном ночном ветерке, и его кружевные вязаные цветы дрожали с нежным ветром. Мы опустили головы на пуховые подушки, устроились под тонким одеялом и нетерпеливо принялись ждать, когда вернется ака-джун. Он ушел в свою комнату за подарком. Что он собирался достать из глубокого темного чулана? Говорящую куклу, которую привез из паломничества в Мекку? Швейную машинку, которая работает без ручного колеса? Карту мира, которая расскажет что-то интересное о стране, когда мы ее коснемся? Ночь казалась слишком длинной для взволнованных девочек, которые ждали с самого раннего утра. Я смотрела, как звезды сверкают в чистом ночном небе Тегерана, надеясь, что безмятежность ночи успокоит меня. Хоть я и пыталась сосредоточиться на подарке ака-джуна, у меня не получалось выбросить из головы образ обугленной женщины, как она кричала и царапала дверь до самой последней минуты перед смертью.

Наконец, когда прошел, казалось, целый год, я услышала, как шуршат по бетонным плиткам кожаные тапки ака-джуна. Он вернулся с терме – особой вышитой тканью, в которую заворачивал важные вещи, – под мышкой, поднял сетку и на корточках проскользнул под полог. Он положил терме возле своей подушки и снова подоткнул кромку полога под матрас, чтобы за ним не последовали комары. Затем снял заколку, на которой держалась куфи, и убрал шапочку под подушку. Он бросил взгляд на Азру, которая уже крепко спала.

– Хотите послушать сказку? – спросил он тихим голосом.

– Да, – сказали мы.

Он положил терме на колени и развернул ее, обнаруживая старую толстую книгу. Это и был его волшебный подарок? Уголки коричневой кожаной обложки казались потрепанными, но корешок выглядел крепким и надежным. Спереди был портрет девушки вполоборота. У нее были большие раскосые глаза и прямые черные волосы, сбегающие по плечам.

– Кто эта тетенька? – спросила я.

– Это Шахразада. Можи, если потерпишь, то услышишь ее историю. – Он прочистил горло и голосом, который заворожил мое сердце, рассказал историю Шахрияра, могучего царя Багдада. Отправившись в гости к брату в соседнюю страну, царь узнал, что его прекрасная царица предала его и переспала с одним из их рабов. Несчастный и разъяренный, по возвращении он убил царицу, пока та спала, и поклялся из мести каждую ночь брать в жены девушку, только чтобы убить ее наутро после свадьбы.

Сперва, когда ака-джун только начал рассказ, я подумала, что девушка на обложке была той царицей. Но по мере того как он плел кружево истории, я уверялась, что рисунок никак с ней не связан. Испуганные и запутавшиеся, мы с Мар-Мар сидели в обнимку на матрасе и слушали сказку.

– День за днем, – сказал ака-джун, – убивали девушек, пока в городе не осталось незамужних. У царя Шахрияра был визирь, у которого было две дочери по имени Шахразада и Дуньязада. Настало время визирю предложить своих дочерей царю.

– Ох, нет, – сказала я. – Их тоже убьют?

– Когда визирь рассказал об этом дочерям, Шахразада, старшая дочь, которая была очень умной и начитанной, уверила своего отца, что выйдет замуж за царя и обманом заставит его не убивать себя и свою сестру.

– Каким обманом? – спросила Мар-Мар. Ее большие черные глаза были широко открыты и сияли в лунном свете.

– Шахразада рассказала сказку настолько захватывающую, что царь Шахрияр хотел следующей ночью услышать продолжение. Он позволил ей прожить еще одну ночь…

– Что это была за история, ака-джун?

– А остальное я расскажу завтра ночью. Вам пора спать. – Он заложил сложенный листок бумаги между страниц и снова обернул книгу в терме.

Мы вскочили с матраса, устроились у него на коленях и стали упрашивать его почитать нам еще немного. Он погладил нас обеих по голове, поцеловал волосы и уложил под одеяло. Он улегся сам и укрыл ноги белой простыней. Вскоре я услышала его храп. Мы с Мар-Мар уставились на ночное небо Тегерана сквозь москитную сетку, зачарованные рассказом ака-джуна. Мы понятия не имели, что под теми же блестящими звездами вскоре разгорится революция.

Для меня ака-джун становился совсем другим человеком, когда снимал куфи, – странник превращался в старика, чей голос завладевал моими детскими снами. Каждый четверг и пятницу мы приходили в дом на Солнечной улице, а он читал нам с Мар-Мар «Тысячу и одну ночь». Я часто забывала, что он является рассказчиком, и его голос уносил меня в далекие города вроде Багдада, Дамаска или Басры, в порты, к которым я в своих фантазиях плыла на огромном корабле. Я представляла, что моя пуховая подушка – это судно, что качается на лазурных волнах моря. Я выдергивала торчащие из наволочки перышки, надеясь, что смогу вызвать ифрита. В сказках ака-джуна эти призрачные создания появлялись, когда кто-то произносил заклинание и сжигал темной ночью перо. Ифриты становились слугами того, кто вызвал их, и исполняли желание хозяина. Они пугали и завораживали меня одновременно. Они могли бы отнести меня в загадочные места и показать немыслимые вещи. Они также владели злыми силами и могли творить страшные дела. Читая, ака-джун одергивал меня, чтобы я не вытаскивала из подушки перья. Ощипывать дражайшего ночного друга он считал преступлением. Но какой ребенок откажется от соблазна, если верит, что сможет призвать ифрита? Ака-джун никогда не приукрашивал сказки, из снисхождения к нашему возрасту. Прекрасные юные девы изменяли мужьям и жертвовали жизнями ради возлюбленных. Их ловили, пытали и убивали, их останки заворачивали в ковры, укладывали в сундуки и бросали в глубокие синие моря, только чтобы многие годы спустя те были найдены одиноким моряком, который рассчитывал на огромную рыбу.