Шрифт:
Статуя шаха
И царь удивился и спросил: «Что заставляет тебя плакать, о юноша?» И юноша отвечал: «Как же мне не плакать, когда я в таком состоянии?» – и, протянув руку к подолу, он поднял его; и вдруг оказывается: нижняя половина его каменная, а от пупка до волос на голове он – человек.
Лейла и Саба делили просторную спальню на втором этаже с видом на сад. Соломенные жалюзи, висящие на окнах, защищали комнату от яркого солнца и добавляли ей мечтательности – так, как нравилось тетям. Галочки мягких сосновых иголок круглый год покрывали карнизы. В щелку между жалюзи я смотрела, как голуби собирают из иголок гнездо в дальнем конце карниза. Для нас с Мар-Мар эта комната была все равно что остров сокровищ. Все, о чем мы в детстве мечтали, можно было найти там. Туалетный столик был сделан из черного лакированного дерева с тонкой золотой полосой по краям. Я долго стояла у столика, наблюдая, как Саба красится. Она выводила идеальную арку бровей карандашом и по одному выщипывала волоски, которые заходили за ее границы. У карандашей для глаз были невероятно мягкие стержни, и ее веки сверкали, стоило ей закончить наносить тени. Иногда она разрешала мне провести по своим губам клубничным блеском. Я до сих пор помню то колюче-сладкое ощущение.
По ковру были разбросаны старые виниловые пластинки. Я никогда не видела, чтобы они были в порядке и расставлены по полкам в той комнате. Цветные изображения знаменитых иранских поп-певцов были на конвертах пластинок на полу и на плакатах на стенах. Лейла дни напролет слушала граммофон, подпевала и кружилась из спальни в холл, на лестнице, в кухне и на каждом квадратном метре дома. Она знала тексты тех песен наизусть. Ее серебристый голос разносился по комнатам, будто прекрасные ноты цимбал.
– Выключи эту музыку! Кяр шодим бе хода! [9] – частенько кричала из кухни Азра. Но музыка играла громко, и Лейла ничего не слышала – а если и слышала, то не обращала внимания.
Через несколько дней после наблюдения луны маман отвезла нас в дом ака-джуна после школы. Она хотела сопровождать баба, когда он пойдет получать паспорт и прочие проездные документы. Ака-джун ушел в мастерскую, а Азра была занята ужином, когда мы пришли. Мы с Мар-Мар наперегонки бросились в комнату теть, едва переступив порог дома. Лейла и Саба готовились на выход.
9
Ей-богу, мы сейчас оглохнем (перс.). – Прим. ред.
В одной руке Лейла держала утюжок, а другой накручивала густой локон на щетку.
– Почему вы сегодня пришли? – удивленно спросила она.
– Салам, хале-джун [10] , – сказала я. – Маман хотела поехать с баба за паспортом. Куда ты идешь?
Она зажала карамельные кудри утюжком, одновременно вытягивая их щеткой.
– На улицу.
– Можно нам с тобой? – спросила Мар-Мар.
Лейла положила утюжок на туалетный столик и кинула взгляд в зеркало на свои выпрямленные пряди.
10
Тетя (перс.).
– Нет. Нельзя. Мы собираемся на важную демонстрацию. Детям там не место.
Саба застегнула молнию на своей мини-юбке и попросила меня застегнуть на спине ее серую шелковую блузу. Она встала на колени, чтобы я могла дотянуться до спины. Я разделила мягкие черные волосы и взялась за пуговицу и петельку.
– Хале, а что такое демонстрация? – спросила я.
Мар-Мар надела один из цветастых ободков Сабы и посмотрела в зеркало. Маман обычно надевала ободки ей на голову, чтобы волосы не лезли в глаза. Ей нравилось примерять ободки Сабы.
– Вы готовы? – В дверь постучал Реза.
– Почти. Можешь зайти, – сказала Лейла.
Реза удивился, увидев в комнате нас с Мар-Мар. Я объяснила, откуда мы взялись, и взмолилась, чтобы он взял нас с собой. Со взрослыми было весело. Они всегда ходили в классные места – зависали у кинотеатров, гуляли по паркам и, что важнее всего, покупали нам покрытое шоколадом мороженое в кондитерской «Пастер». Реза сказал, что мы с Мар-Мар можем пойти с ними.
– Ты серьезно? – спросила Лейла.
– Почему нет? – сказал Реза.
– Мы собираемся совершить прямое, верное делу действие. Зачем ты хочешь тащить с собой детей?
– Это дело всех, молодых и старых, неважно, – сказал Реза. – Они увидят народное возмущение и будут потом ценить, что стали его частью.
Саба вставила в уши золотые серьги-кольца и глянула на себя в зеркало. Серьги посверкивали между прядей волос, когда она поворачивала голову.
Реза бросил взгляд на узкую мини-юбку Сабы и нахмурил лоб.
– Ты в этом собираешься идти?
– А что не так? – спросила Саба.
– Ну, люди на улицах кричат в том числе и поэтому. – Он жестом обвел Сабу с ног до головы. – Люди не хотят видеть этот французский стиль, голых женщин повсюду.
– Я надену шерстяные подштанники и длинное пальто сверху, – сказала Саба.
– Но я думала, эти демонстрации проводят, чтобы высказаться по поводу неравенства и несправедливости, а не того, как мы одеваемся! – сказала Лейла.
– Я понимаю, но переодень хотя бы юбку, Саба, – сказал Реза.