Шрифт:
– Так, стоп! Всё забыли! Давай сначала. Мне надо заниматься языками. Ты можешь мне помочь?
– Могу, но я…
– Да, или нет!
– Да…
– Английский?
– Да…
– Арабский?
– Да…
– За деньги?
– Слава!..
– Всё-всё. Ну, слава Богу, разобрались.
– И ты не сердишься?
– На что, Тань?
– Ну… Я-же обещала…
– Когда?! О, женщины!.. Без вас тяжело, но с вами – вообще пи%дец… Давай лучше тайминг обсудим.
– Слава!..
– Ладно, ладно. Расписание…
– Михална, привет! Я не поздно? – Я стоял перед дверью в квартиру Михалны, а она, в домашнем халате и с полотенцем на голове, вопросительно смотрела на меня, открыв дверь.
Был вечер вторника, время подходило к девяти, но другого времени посетить Михалну у меня не было. Утром, к шести, я пришёл на тренировку, и Назарыч, ожидаемо, выдавил из меня не только соки, но и пасту. Меня он не жалел, но надо отдать ему должное, себя он не жалел ещё больше. Нагрузки, которым он подвергал меня были детским лепетом, по сравнению с его нагрузками. Я впервые увидел Назарыча вспотевшим.
– Старый становлюсь, - пожаловался он, - два часа тренировки, а уже пульс зашкаливает. Ладно, сейчас полчасика в ринге поработаем, а потом пойдёшь переодеваться, а я ещё ненадолго останусь.
После тренировки я кое как доплёлся до дома, почти силой заставил себя сходить в душ, а потом час пролежал на кровати, испытывая дикий голод, но не в силах подняться, чтобы поесть. К шести часам вечера пришла Таня, и мы прозанимались английским полтора часа, причём, большую часть времени мы говорили, меняя темы, перескакивая с быта на путешествия, с путешествий на работу, с работы на спорт, на политику и т.д. Затем Таня продиктовала мне пятьдесят слов, которые я должен был выучить к следующему занятию, объяснила с десяток фразовых глаголов, которыми я так же должен был овладеть, и ушла, оставив меня в тихом о%уении. Это получается, утром меня Назарыч выжал до жмыха физически, а теперь Татьяна сделала то-же самое в умственном плане. И вот теперь я стоял перед дверью Михалны, ожидая приглашения войти.
– Проходи, Слава, поздновато, конечно, но ты, я надеюсь, ненадолго.
Я зашёл в непривычно тихую квартиру Михалны. Ни музыки, ни гостей, ни веселья. Я растерянно заозирался.
– Что, Слава, потерял чего?
– Да непривычно. Я-же у тебя был только когда танцы и веселье через край.
– Ну, на неделе я себя скромно веду. Ты проходи на кухню, сейчас чаю попьём и поговорим.
Я прошёл на кухню и уселся на табурет в углу, Михална быстро сервировала стол, разлила чай по чашкам и уселась напротив меня.
– Вобщем, Слав, пообщалась я со знакомыми по твоему вопросу. Найти то, что тебе надо – можно. Списанные жилые вагоны есть у буровиков и у дорожников. Все в разном состоянии изношенности. По цене – надо договариваться. Так что, мне договариваться на посмотреть?
– Михална, ты – просто клад. Да, договорись пожалуйста. Я тебя хоть не сильно напрягаю со своими делами?
– Да не сильно. Мне просто интересно. Зачем это тебе? Ты здесь пару месяцев всего, как мне Эдик сказал, а уже что-то мутишь. С виду – пацан пацаном, а поступки осмысленные, взрослые. Вот гложет меня любопытство.
– Какие поступки, Михална? То, что мы перепихнулись по-взрослому?
– Не прикидывайся, Слава. Это девкам ты можешь лапшу навешать. Поведение твоё, спокойствие, обдуманность действий… Ты ведёшь себя так, словно ты – зрелый, серьёзный такой, несуетливый мужик. Подколки тебя не трогают, ответственности не боишься, не обижаешься ни на что. Мне Эдик рассказал, как ты этого блатного из комнаты выставил, не побоялся, и как соседке этой помог. С женщинами ты не зажимаешься, вон комплиментами сыплешь.
«Ля-я! Как она меня спалила! Вот-же умная баба! Что делать-то теперь?»
– Да-ну, Михална, у нас все парни так себя ведут. Все мои друзья. Бытие определяет сознание.
– Не вчера я родилась, Слава. Ну, не хочешь говорить – твоё дело, - Михална чуть повернулась на табуретке, полы её халата разъехались, открывая бёдра, и мне стало прекрасно видно, что нижнего белья на ней нет. Михална, словно этого не заметила.
– Ещё чаю?
– Нет, пожалуй, идти надо, поздно уже, - ответил я, и вдруг понял, что встать мне будет трудновато.
– Ну ладно, - Михална поднялась с табуретки, подхватила со стола грязную посуду и направилась к мойке, - Слав, давай сюда свою чашку.
Я поднялся с места, незаметно поправил так некстати вставший член, и понёс чашку Михалне.
– Поставь сюда, Слава, - сказала Михална, споласкивая ложку, которая внезапно выскользнула у неё из рук и упала на пол.
– Ой! – Михална нагнулась, потянувшись за ложкой. Её халат натянулся на двух таких солидных полушариях её попы.
«Да почему-бы и нет, в конце концов! Её тоже есть куда! Две недели лётки! И буфера у неё - зачёт!» - подумал я, поднимая подол её халата, и запуская под него руки. Михална выпрямилась, поворачиваясь ко мне: