– Этого я и боюсь. Когда перед глазами разнообразие, как-то не тянет из раза в раз выбирать пюре с сосиской. Всегда хочется попробовать чего-нибудь новенького.

– Ну, я думаю, что это в равной мере касается нас обоих. К тому-же, если сравнивать тебя с едой, то я-бы не охарактеризовал тебя так примитивно.

– А с чем-бы ты меня сравнил, - Иринка подвигала попой, прижимаясь ко мне плотнее.

– Ну… Я-бы назвал тебя «Карри с овощным ассорти».

– Ага… А в попу мне сейчас упирается косточка от каре ягнёнка?

– Провокаторша… - мои руки заскользили по её телу.

– Эй-эй! Мы не успеем… выходить скоро, - Иринка попыталась сопротивляться, но как-то неубедительно.

– Значит, давай собираться… - я выпустил Иринку из объятий.

– Давай… - она с сожалением вздохнула.

После совместного распития шампанского и поздравлений, основательно замёрзнув, мы разбежались по своим баням. Мы с парнями толпой набились в парилку.

– Ну что, парни, какие ожидания от нового года? Как думаете, в этом году Афган всё-же закончится? – спросил кто-то.

Я вздохнул. Не самая лучшая тема. Хотя, парням она близка, поэтому прерывать не стал.

– Да кто-ж знает. Непонятно всё…

– Да, непонятно… Если хотим победить, почему не применяем всё, что у нас есть? Навалились-бы всей силой, давно-бы уже всё закончилось.

– Политика… Чтоб её…

– Ладно, попарились, пойдём по пивку, да покурим, может…

Парни принесли с собой гитару и пели свои армейские песни. В один из перекуров, когда они все вышли, я взял гитару в руки, провёл по струнам, и вдруг понял, как соскучился по поэтому всему. По звучанию струн, по мелодии, которую сам создаёшь, по тому, как послушно инструмент отдаёт тебе и окружающим свои звуки, будто свою душу.

Армейские и Афганские песни создали особенное настроение, которому не всякая песня подходила. Я взял несколько аккордов, подбирая подходящую песню, и заиграл «Снегири» Юрия Антонова, на стихи Михаила Дудина.

Гитара была хоть и акустическая, но хорошая, сделанная в Европе. Пусть и в соцлагере, но там существовали достаточно старые и известные школы создания музыкальных инструментов, и гитара звучала отменно. Я с удовольствием спел для самого себя. Ну, я так думал, что для самого себя. Когда песня кончилась, в баню зашли парни, но за ними полезли ещё девчонки, и народу набилась толпа. Иринка протиснулась ко мне, и присела рядом, краешком попы, но всем видом показывая, что место занято.

– Слава, давай ещё. У тебя классно получается…

– Ну, давайте. Только не грустные, у нас-же новый год. Давайте радоваться и мечтать.

Я спел про «Зиму в избушке», потом про «Хмуриться не надо, Лада», потом про «Морского дьявола», потом перешёл на лирику и спел про «Конопатую девчонку», после чего Иринка меня поцеловала. Я отдал гитару кому-то и обнял её, посадив себе на колени.

Кто-то играл, все что-то пели, я то-же подпевал, и думал, что вот и закончился год моего пребывания здесь, в этом времени, в своём-же теле, после странного попадания сюда. Пусть не полный год, но новый год вообще принято считать каким-то рубежом, который подводит черту под прожитым годовым циклом.

Я сидел и думал: «А зачем я здесь? Ну должна-же быть какая-то причина. Банальщина. Все попаданцы в прочитанных мной книгах думают об этом. А если нет никакой причины и это просто сбой. Как сбой в программе. Как иголка на виниловой пластинке перескочила на предыдущую дорожку. Но тогда что, получается, что я обречён проживать свою жизнь снова и снова, как «День Сурка»? Кто-бы подсказал. Но ведь и жизнь свою я меняю. Всё уже совсем не так, как было в прошлый раз. Или это не важно?.. Или важно?.. Блин, в этих вопросах можно утонуть. Не надо загружать себя. Буду просто жить, как получается. К чему приду? Да кто-ж знает. Так-же, как и в прошлый раз, мне этого никто не подскажет, и в этом смысле, я проживаю свою первую жизнь. Ну и пусть идёт как идёт. Жизнь продолжается…»