– Верно, верно! Нечего возразить! – воскликнул один из мастеровых – морщинистый с крупным, сизоватым носом. – Ты дальше давай!

– Даю! До того, как город оказался в осаде, мы получали много сведений о событиях, происходящих в различных провинциях. Некоторые из них, такие как Табала и Лития, Уннара и Гоблана, Вельза и Камата, уже объявили независимость. Они избрали своих королей, создали собственные армии и правительства. Другие… Это, если мне не изменяет память, Арун, Тьяла и Окраина сохраняют верность Империи. Они, возможно, и не прочь бы прийти на помощь осажденной столице, но возникает вопрос – ради чего? Что мы можем дать им взамен?

– То есть как это – что? – возмутился плечистый купец в зеленом пелеусе. – Почему мы вообще должны им что-то давать? Когда у соседа дом горит, за ведро воды скудо ломить не принято!

– Да речь и не идет о деньгах или товаре! – перебил его Нерельм. – Стыдно вам, фра, такое говорить.

– Да я что? – опешил купец. – Разве ж я ратую за торговлю отечеством?

– Надеюсь, что нет, – набычившись, веско произнес Жильон, отчего купцы и ремесленники сразу притихли, втянули головы в плечи и сидели с таким видом, будто задолжали правительству «младоаксамалианцев» по сотне скудо каждый, а теперь надеялись, что долг забудут и простят.

– Так вот, – продолжал сыщик. – Немногим провинциям, сохранившим еще веру в крепость устоев Сасандры, нужно что-то предложить. Но не деньги или никчемные побрякушки, которыми айшасианы подкупают дикарей на дальних островах в океане Бурь. Нет! Мы должны предложить им некую идею!

– Правильно! – воскликнул седой мужчина в добротной кожаной куртке. Берельм наморщил лоб, вспоминая, откуда он может его знать. Широко посаженные серые глаза, крепкие скулы… Точно! Фра Борайн из банка «Борайн и сыновья». – Идею свободы и равенства! Идею народовластия… – Под тяжелым взглядом Крюка банкир осекся и замолчал. Небось, готов откусить и проглотить свой длинный язык. Это же надо! Думал угодить правителям, а так вляпался.

– Идеей народовластия и свободы не притянешь провинции к Аксамале, – напевно произнося слова, сказал Жильон. – Тут нужна проверенная идея. Идея, близкая сердцу каждого гражданина Сасандры. Имперская идея.

Вздох прокатился по рядам мещан и ремесленников. Нет, они не были противниками Империи, и это читалось по глазам и напоказ честным, открытым лицам. Но они поразились, услыхав подобные слова из уст вчерашнего студента, вольнолюбца и ниспровергателя основ.

– Вы не ослышались. Чтобы сохранить целостность державы, не дать какому-то доморощенному вождю разодрать город с тысячелетней историей на трофеи для своих наемников, воспрепятствовать ползучему захвату наших земель Айшасой и западными королевствами, следует провозгласить императора. Для многих граждан Сасандры титул императора незыблем. Лишь в нем они видят залог успеха государства, лишь вокруг него объединятся в борьбе…

– Позволь мне, – мягко прервал Жильона Берельм.

– Да, учитель, – сыщик прижал ладонь к сердцу.

– Почтеннейшие горожане Аксамалы! – Мудрец и философ встал с кресла, одернул полы куртки. – Одним из самых полезных качеств любого человека является умение признавать ошибки. Свои ошибки, конечно, ибо чужие каждый рад не только заметить, но и объявить во всеуслышание. Я не могу сказать, что идея свободы и народовластия порочна. Она позволила нам установить власть народа в большей части столицы и удерживать ее до сих пор. Власть простых горожан, неприметных на первый взгляд тружеников. Вас, дорогие мои друзья! – Берельм в пояс поклонился людям, сидящим в зале. Многие, не привыкшие к поклонам от власть предержащих, недоуменно округлили глаза. – Но нельзя не признать, что Сасандра в целом оказалась не готова к народовластию. Слишком сильна тяга у провинциалов к подчинению, к прянику и кнуту. И теперь я должен честно и открыто признать: мы поторопились. Сасандре нужна власть императора, нужно некое средоточие силы, вокруг которого соберутся патриоты, желающие защитить родину от внутренних дрязг и от внешних захватчиков. Конечно, новый император должен быть ограничен в правах. Возврата к неограниченной власти, сосредоточенной в одних руках, не будет. Выборные Генеральные штаты из представителей всех слоев общества, Совет министров, Верховный совет жрецов Триединого, наблюдатели от народа на всех уровнях власти… И так далее. Но во имя выживания Сасандры императора следует избрать.

– Мы долго совещались, поверьте, – вновь продолжил Жильон. – Взвешивали все доводы «за» и «против», прорабатывали различные вероятности развития событий и даже составляли гороскопы… Результат один. Императору быть. Мы, «младоаксамалианцы», предлагаем избрать императором мэтра Дольбрайна – нашего духовного учителя, показавшего себя с самой лучшей стороны во времена скорби и лишений. Думаю, в годы расцвета Сасандры, к которому он ее, несомненно, приведет, его лучшие качества засверкают еще ярче, подобно тщательно ограненному бриллианту.

– Эх! Да что там! – громко воскликнул ремесленник в потрепанной куртке и черном гугеле. – Давай императора! Мэтра Дольбрайна в императоры!

Аксамалианцы шумели. Кто-то уже размахивал головным убором. Другие вскочили с мест и возбужденно переговаривались. Каждому уже рисовалось светлое будущее. Правда, каждый видел его по-своему, да кто обращает внимание на такие мелочи?

В общем гаме сперва не заметили, как, медленно шагая, покинул насиженное, нагретое место главнокомандующий Аксамалы – Гуран фон Дербинг. Держа ладонь на рукояти меча, молодой человек поравнялся с Дольбрайном, пристально поглядел ему в глаза. Потом покачал головой и так же медленно покинул зал.

Нерельм, Жильон и Крюк переглянулись. Вчера, когда они в узком кругу обсуждали идею выдвижения мэтра Дольбрайна на пост императора, Гуран молчал и кусал губы, но не возражал. Что же с ним случилось сейчас? Министр финансов перегнулся через стол и, склонившись над ухом мэтра Абрельма, что-то горячо зашептал. Старенький чародей в ответ на его слова морщился и пожимал плечами, а потом вовсе махнул рукой и обиженно нахохлился, натянув меховой плащ едва ли не на макушку. Наблюдавший эту картину Дольбрайн продолжал вымученно улыбаться и одаривать благосклонными кивками радующихся горожан. А в сердце его уже поселился котенок. Пока еще маленький, но с острыми коготками.