Шрифт:
– И все? – удивился Пол.
– Yes, that's all*, – блеснул знанием языка сам машинист и расплылся в улыбке. [* Да, это всё (англ.).]
Пол взял отвертку, повертел ее в руках. – А не жалко? – засомневался он, показывая на гитару. Машинист помотал головой и улыбнулся еще шире.
– Ну ладно, – пожал плечами Пол и размашисто нацарапал: «То Kuka from Paul**». И, расщедрившись, добавил: «Thank You from the Beatles, Kuka!***»
[** «Куке от Пола» (англ.). *** «Спасибо Вам от „Битлз", Кука!» (англ.)]
– Ну, всё, – сказал машинист, забирая гитару. – Цены ей теперь нет… Переведи ему Аркадьевич: «Комтугеза» это вещь. Эбсолютли фэнтэстик.
Пол недоуменно похлопал глазами. Обычно ему хвалили песни, которые написал он, а не Джон, чаще всего «Yesterday».
Взлетать решили с поверхности замерзшей речки: в окрестностях деревни это было единственное достаточно большое ровное место. Якубович засомневался было, выдержит ли лед, но местные трактористы заверили, что выдержит.
На то, чтобы снять самолет с платформы и доставить к месту, ушло часа два – ушла бы и вся ночь, если бы не могучий Федя, который играючи развязал узлы крепежных канатов, ставших на морозе каменными, и чуть ли не в одиночку стащил биплан на дорогу. Дальше его потихоньку волок гусеничный ДТ-75, и нужно было только контролировать, чтобы самолет не болтался на ухабах и не повредил крылья и шасси. Но все обошлось.
Двигатель уже тарахтел, греясь на холостом ходу, но штурвал пустовал: Якубович распоряжался погрузкой. Деревенские насовали «битлам» десяток котомок и корзин с салом, курами, овощами, вареными яйцами, положили большой китайский термос с чаем и несколько бутылей с горячительным. Но половину снеди Якубович выставил обратно на лед: лишний вес.
Михаил Николаевич зачем-то всучил Мучнику ракетницу.
– От волков отбиваться, – пояснил он.
И вот настала пора прощаться. Окончательно забыв обиды, все обнялись и пожали друг другу руки. Первым в салон забрался Мучник, потом Джон, за ними Ринго. Пол уже стал подсаживать Линду, но тут Якубович заявил:
– Стоп, стоп, стоп! Простите, но всех я взять не могу. Только Моисей Миронович и «Битлз».
– Как это, Леонид Аркадьевич? – обескураженно спросил Вепрев, чувствуя, что все срывается, ведь без Линды Пол не полетит. Он заглянул в утробу самолета. – Там же у вас десять мест!
– Да при чем тут места? Дело не в местах, дело в весе, – стал объяснять Якубович виновато и одновременно напористо. – «Ан два» самолет маленький, в основном сельскохозяйственный, над полями кружить, удобрения сыпать. Для длинных перелетов он не предназначен. Но я подсчитал: с двумя дозаправками дотянем. Еле-еле, но долетим. Это с пятью пассажирами. Добавьте еще хотя бы одного, и двух дозаправок может оказаться недостаточно. А я и так понятия не имею, где мы будем пополнять горючее. Точнее, один раз знаю – в Перми у меня есть друг-авиатор, а вот дальше – будем надеяться на удачу.
Посадка приостановилась, и Джордж поинтересовался, в чем заминка. Вепрев перевел. Все стояли молча, переглядываясь. Тишину нарушила Линда:
– Может, это и к лучшему? Пол, давай я вернусь в Лондон. К детям.
Пол вздохнул. Настал тот миг, который он отодвигал, как мог.
– Да, – сказал он. – Все становится слишком непредсказуемым и опасным, чтобы таскать тебя за собой. Но как ты будешь добираться одна?
– Не беспокойся, Пол, – сказал Вепрев. – Я ведь тоже остаюсь. В Томске я вам не нужен, Моисей Миронович прекрасно справится без меня. Даю тебе слово, Линда уже послезавтра будет в Лондоне.
Пол кивнул. Он обнял жену, замерев, они постояли с минуту. Деревенские бабы завздыхали. Пол забрался в самолет, пригнулся, помахал Линде с Вепревым и исчез в салоне.
– Ну, всё, – сказал Якубович, тяготясь свалившейся на него ролью злодея-разлучника. – От винта. – И тоже забрался в самолет.
Дверь закрылась, но тут же снова открылась, и на лед выпрыгнули Джон и Ринго. Они бегом догнали Вепрева, который, как и остальные провожающие, стал отходить от самолета подальше.
– Брайни, – сказал Джон, крепко обняв его. – Ты почти стал пятым. Я тебе предлагаю не дружбу, а нечто большее – мой дом. Правда, я сейчас не знаю, где он будет, этот дом, но он всегда, в любое время суток будет открыт для тебя и твоих близких.
– А захочешь поваляться на песочке под тропическим солнцем, звони, вышлю ключи от моего райского уголка, – добавил Ринго, похлопав Вепрева по плечу.
– Спасибо, братцы, – растрогался Бронислав. – Но я все-таки надеюсь, мы еще встретимся в Москве.
Дверь наконец задраили, Якубович занял свое место в кабине, «битлы» и Мучник расселись на жестких откидных сиденьях вдоль стенок фюзеляжа и крест-накрест пристегнулись ремнями.
Двигатель затарахтел еще более надсадно, все вокруг затряслось, и, покачиваясь с боку на бок, самолет медленно начал разбег.