Смешно говорить о плагиате, если как раз их песня была написана «под Машину». Еще кто тогда у кого украл? Но главное, песня Макаревича была на порядок лучше – интереснее, искуснее и очень светлая, без гнилой политики. Поэтому решили так: «Если ее и впрямь наш „Бинокль" навеял, то это даже приятно…»

Но вернемся в зиму, к началу безумного полета «Битлз» в Сибирь.

Они летели уже полтора часа. Джордж наклонился к уху Мучника:

– Мистер Мучник, это личный самолет мистера Якубовича? Моисей Миронович, с трудом подбирая слова, отозвался:

– No, we don't have private planes in the USSR. We took it…* [* Нету нас нет личных самолетов в СССР. Мы взяли его… (англ.)] Э-э… Напрокат… On rent… And, George, call me, please, «Mo-ee-sey»… Moses!** – вспомнил он английский аналог своего имени, который знал по песне Армстронга, и пропел для понятности: – «Let my people go!***» [** В аренду. И, Джордж, зовите меня, пожалуйста Мо-и-сей… Мозес! (англ.) *** «Идите за мной, люди» (англ.) – рефрен известной песни Луи Армстронга.]

Пытаясь понять сказанное, Джордж наморщил лоб, наконец сообразил и тоже спел:

– «…Go down Moses way down in Egypt's land…» You are Moses. And we are your Israel people… Ha-ha-ha. Yes, I understand!**** [**** «Сойди, Моисей, в землю Египетскую» (англ.) – строчка из той же песни. – Ты – Мозес. И мы – твой израильский народ. Да, я понял (англ.).]

– Ни хрена ты не андерстенд, – продолжая улыбаться, пробормотал Мучник и повернулся к кабине.

– Что он у тебя спросил? – крикнул ему Якубович.

– Твой ли это самолет. А я ответил, что мы взяли его в аренду.

– В аренду, да-да! – выкрикнул Леонид Аркадьевич и тоже захохотал. – В аренду!

…Мучник и Якубович переехали на «Жигулях» Леонида мост через Оку, оставили за собой Трухачево и свернули на Пущино. Мучник всю дорогу продремал. Якубович остановил машину недалеко от ворот на аэродром.

– Моисей, мы на месте, – негромко сказал он и легонько похлопал приятеля по плечу.

Тот вздрогнул, молча достал с заднего сиденья дубленку, тяжелую сумку, и они вышли. Ночь была холодная, но ясная. «Это хорошо», – подумал Леонид. Он всмотрелся и увидел, что ветровой конус болтается бессильно, как хобот слона.

– И это хорошо, – с удовлетворением пробормотал он. В окнах сторожевой избушки горел свет, из трубы шел дым.

Он прислушался и уловил еле слышные звуки гармони.

– А вот это уже просто замечательно. – Он улыбнулся в уже подернутые инеем усы. – Ну, Мося, – прошептал он азартно, – пока все за нас.

– А сторож-то не спит, – осторожно возразил Моисей Миронович.

– И это к лучшему, – заверил его Леонид. – Если бы мы посреди ночи затарахтели на всю ивановскую пропеллером, Мит-рич годовой запас дроби на нас перевел бы. А он, знаешь, стрелок меткий.

Они поднялись по ступенькам, потопали, стряхивая снег, сапогами. Леонид постучал, потянул за ручку двери, и они вошли. В ноздри им ударил смешанный дух самогонки, табака, кильки в томатном соусе, чеснока, псины и авиационного бензина.

Пожилой сторож сидел на стуле перед табуреткой, держа на коленях гармошку-трехрядку. На табуретке стояла шахматная доска с фигурами. Трогая клавиши гармони, он задумчиво рассматривал шахматную позицию. На кровати с блестящими шишечками кто-то, похрапывая, спал.

– Здравствуйте, Егор Митрич, – уважительно поприветствовал сторожа Якубович.

Тот мельком глянул на гостей, кивнул и вернулся к созерцанию ситуации на доске. Передвинул слона, подумал, вернул его обратно и повернулся к друзьям:

– И вам не хворать, Леонид Аркадич.

Голос у него был неожиданно высокий и молодой.

– Вот, Мося, познакомься, это наш уважаемый Егор Дмитриевич Сухопалов, ветеран Военно-воздушных сил. У Василия Сталина был механиком-мотористом. А это, Егор Митрич, мой друг Моисей Мучник.

Ветеран оглядел Мучника с головы до ног и спросил:

– Не шахматист ли?

– Ну, так, поигрываю, – смутился он.

– Подь сюды, мил человек. Да вы раздевайтесь, натоплено у нас.

Мучник и Якубович повесили верхнюю одежду к остальным тулупам и подошли.