— Ученица Анна Ниженко сказала, что не готова, и получила соответствующую оценку, — поделилась Джусиха частью правды.

Ну не признаваться же, что она с садистским удовольствием издевалась над скромной девочкой, которая пасует перед грубостью!

— Класс не согласился с результатом.

— Вранье-о-о! — взревел Карась, дрэк, вскинув руку, велел ему замолчать.

Ощутив поддержку, Джусиха пошла в атаку:

— Но не это самое печальное. Самое скверное, что за всем этим стоит отрицательный лидер! — О, если бы взгляды убивали, меня просто рассеяло бы. — Который ведет за собой класс! И оказывает на учеников дурное влияние!

Теперь все смотрели на меня, и в горле пересохло от волнения. В этот момент за окном громыхнуло, в стекло ударили капли дождя. Неужели дрэк решил принять сторону Джусихи? Неужели он такой тупой? Хотя что взять с трудовика…

— Это правда! — подхватил Райко. — Мартынов подговорил весь класс, чтобы меня били!

— Ой, стукачо-ок, — прошептал Плям на задней парте, повернулся к нему: — Да кому ты нужен, конченый! Никто тебя не трогает, просто общаться с тобой — зашквар.

Тему подхватила Семеняк:

— Ко мне подходила Гайчук, угрожала расправой, если я буду дружить с Барановой.

— Это правда? — обратился дрэк к классу, давая надежду на то, что обвиняемым, то есть нам, позволят оправдаться.

Белинская покосилась на Баранову, на меня и промолчала — побоялась идти против большинства.

Вскочила Заячковская.

— Нет. Просто… ну, просто они хорошие ребята. Баранова сама так делала, подговаривала, чтобы с Сашей не дружили, а теперь на нее наговаривает.

— И нам приказывала, чтобы не разговаривали с Гайчук, — громогласно объявила Лихолетова.

Желткова набралась смелости и бросила в лицо давней обидчице:

— Врунья!

— Они сговорились! — не унималась Баранова.

— Я же говорю: отрицательный лидер, — стояла на своем Джусиха.

Меня охватил странный когнитивный диссонанс: казалось (или не казалось?), что Джусиха, которая раньше держала в страхе весь класс, младше меня, слабее и глупее. И если я избавлю школу от ее директорства, то будет много, очень много пользы. Потому я поднялся и сказал:

— Это ведь обвинение в мой адрес? Можно ответить? — Я обвел взглядом учителей, выдержал взгляд Джусихи, которая не видела во мне опасности, а зря.

— Говори, — дал добро директор.

Я начал спич, обращаясь к Джусихе:

— Людмила Кировна, какой смысл вы вкладываете в понятие «отрицательный лидер»?

Русичка аж челюсть отвесила. Давай, дави фактами! Ну?

— Это лидер, который, пользуясь авторитетом у одноклассников, провоцирует их на антисоциальные поступки, — отчеканила она.

— Что такое антисоциальные поступки? — продолжил я, призывая на помощь память и опыт взрослого, и принялся загибать пальцы: — Курение, алкоголь, наркотики, прогулы, девиантное поведение? Что из этого можно повесить на нас? Ничего. Мы не курим, не пьем, занимаемся спортом, Рамиль, вот, будет защищать честь школы. Если вы откроете журнал, то увидите, как выросла успеваемость нашего класса. Потому что мы самоорганизовались и готовимся к урокам, и, если кто-то что-то не понял, объясняем ему, а не даем списывать. Это вы называете антисоциальным поведением?

— Массовые драки. Ни одной драки без твоего, Мартынов, участия! — не сдавалась Джусь. — Ты организовал настоящую ОПГ и прикрываешься красивыми словами.

Так, значит. Ладно…

— Что такое ОПГ? — спросил ее я. — Организованная преступная группировка, так? То есть мы должны совершать преступления. Где они? Мы грабим? Вымогаем? Что? Мы учимся и развиваемся! Что в этом плохого?

— Поножовщина — это хорошо?

— Необходимая самооборона. Рамиль уже оправдан, так? — Рам кивнул. — Отморозки хотели изнасиловать нашу подругу, угрожали нам ножом, и что было делать? В нашем классе больше не издеваются над слабыми, каждый готов прийти на помощь другу, мы уважаем всех, среди нас нет элиты и… плебеев, как было раньше. Это плохо?

— Отлично просто! Не понравилось что-то — сорвали урок! — всплеснула руками Джусь. — Девиантное поведение! И где ты слов таких нахватался?

— По-вашему, правильно унижать и доводить до слез учеников? По-моему, нет. Аня не сочиняла про вас ничего. — Ниженко мотнула головой. — А вы унизили ее и довели до слез. Саша Гайчук решила взять вину за то стихотворение на себя, но, поскольку мы сочиняли его вшестером…

— А не хочешь вслух прочесть это стихотворение, — прищурилась Джусь. — Пусть оценят ваше девиантное творчество.

Я скосил глаза на Гаечку, та кивнула.

— Мне, безусловно, стыдно за этот поступок, и я лично приношу свои извинения… Вы действительно хотите это услышать?

— Рассказывай, — восторжествовала Джусь.

Что ж, получи, фашист, гранату! Я продекламировал:

— На литру идти боюсь,

Перед выходом молюсь.

Как приснится «русский» вдруг —

Сразу на кровати круг.

В тишине прозвучал звонкий смех хохотушки-Заячковской. Джусь побледнела, не ожидала она, что мы сообразим придумать более литературную эпиграмму. Видно было, что ей хотелось крикнуть: «Это не та эпиграмма» — но она понимала, что ее претензии выглядели бы по-детски жалкими.