Та жмется к Боре и недовольно морщит нос.

— Какого хрена ты приперлась? — спрашиваю я сама у себя. — Рано же.

Дети замечают меня.

У меня в груди нарастает такая ярость, что я почти готова кинуться на Диану с кулаками и повырывать ей все патлы.

Как она смогла вот так подгадать момент, что мои дети остались без моего присмотра? И я прекрасно понимаю, что это произошло случайно, но мне не легче.

— Мама! — Афинка бежит ко мне и краснеет. — Мама!

Спускаюсь по ступенькам.

Вот как в такой ситуации сохранить адекватность, а? Как быть взрослой и разумной женщиной, когда другая сучка нарушает договоренности о встречи и приходит раньше?

Разве это не наглость?

— Мама! Мне эта тетя не нравится! — громко всхлипывает. — Не нравится! Мама!

— Не беги, упадешь, Афина, — перехожу на быстрый шаг.

— Мамаа-ааааааа! — срывается на отчаянный громкий крик и ревет. Пускает ручьи слез, широко раскрывает рот. — Мамааааааа!

Я опускаюсь на корточки и ловлю ревущую Афинку в объятия:

— Я тут. Тут.

— Мама! Мама!

Заходится сильными всхлипами и размазывает по моему плечу слезы, слюни и сопельки. Ее всю трясет.

Перевожу взгляд на Диану, которая напряженно смотрит в спину Борьки. Он вальяжно шагает ко мне и сует в зубы спичку.

Какой лихой. Видимо, сказал потенциально жене отца невозможную гадость, и поэтому довольный. Пара секунд, и Диана возвращается к маске дружелюбия и милой улыбке, с которой она мне опять машет.

Закусывает губы.

— Дурацкая тетя… Не нравится… Фу! Фу! Фу! Бяка! Дура!

— Афина, не обзывайся.

— А я ее поддерживаю, — Борис подходит к нам. — И вообще, пусть знает, что она тут никому не нравится.

— Да! Не нравится! Не нравится!

Встаю, прижимая к себе всхлипывающую Афинку одной рукой, и говорю:

— Бери сестру и дуй к отцу, — стараюсь держать голос строгим. — Давай.

— Ну, она же ревет!

— Вот и поучишься успокаивать сестру, — тихо проговариваю я. — Значит, отца с его приказом пойти на улицу ты послушал, а со мной препираешься?

— Да емае, — Боря закатывает глаз и теребит Афинку за помпон, — эй, Фишка, пошли к папе.

— Не хочу! — воет в мое пальто.

— Мама должна с тетей, — наклоняется к Афинке и добавляет шепотом, — подраться.

Афинка резко затихает и поднимает недоверчивый взгляд на Бориса, который нагло врет:

— За то, что она довела тебя до слез.

Афинка поджимает губы, шмыгает и тянет к нему ручки:

— Неси меня.

Глава 47. Или ты уходишь?

Мы с Дианой идем друг к другу навстречу и останавливаемся у песочницы. Она улыбается:

— Привет.

— Привет.

Стою и смотрю на нее и препарирую свою ревность, в которой много эгоистичного чувства собственничества к Герману.

Это на словах я желаю ему счастья и любви, но на деле вышло так, что меня он просто выбесил.

Выбесил тем, что он хочет этого самого счастья и любви.

Если я сама от себя устала, то нечего удивляться, что он махнул на меня рукой.

— Борька тебе что-то сказал?

— Фыркнул, — пожимает плечами. — Подростки. Они такие.

Но Герман не любит Диану.

Если бы любил, то не случилось бы между нами поцелуя, дневного сна в одной кровати и разговора, при котором он дразнил меня легкими прикосновениями горячих пальцев.

А я ему все это позволила.

Важно кое-что уточнить.

Позволила, потому что соскучилась и потому что проснулись чувства, пусть противоречивые?

Или потому что хочу утереть милой улыбчивой Диане нос и оставить ее без Германа?

В первом варианте я придурочная истеричка, но влюбленная, а во втором — тварь.

Высокомерная тварь, которая потешит себе эго, а после опять вернется к скуке и раздражению.

— Ты не переживай, — Диана держит сумку двумя руками за ручки и смотрит на меня с улыбкой, — им надо привыкнуть ко мне.

— Ты его любишь?

Книги, фильмы, песни почти всегда о любви между мужчиной и женщиной.

Сколько придумано метафор и эпитетов, чтобы выразить это загадочное чувство, которое, как говорят, должно быть бескрайним и светлым.