— Следствие разберется, — так же невозмутимо ответил тайный стражник и пошел к моей повозке.

Я слышал весь этот разговор и понял, какой червячок грыз меня перед возвращением. Я подсознательно ждал неприятностей, и вот они меня встретили в лице тайного стража. Я посмотрел на подошедшего маленького человека с большими полномочиями и решил сдаться, не подставляя других под монарший гнев. Чем это мне могло грозить, я не представлял, но то, что против меня заработала система, сразу понял, и мне придется бороться с ней в одиночку.

— Назовитесь, — обратился он ко мне.

Мне ничего не оставалось, как только признать, что я именно тот разыскиваемый преступник, совершивший много еще чего.

— Ирридар тан Аббаи барон Тох Рангор, — с достоинством сказал я.

— Уже барон, — усмехнулся серый. — Сообщаю вам, барон, что у меня ордер на ваш арест. Прошу сдать все оружие, магические вещи и следовать за нами.

— Покажите ордер, уважаемый коронер, я хочу знать, кто подписал бумагу на арест дворянина.

— Не беспокойтесь, барон, все по закону, и подписал его наместник. — Он показал лист с магической печатью, и я вынужден был признать, что они соблюли все формальности. Хоть порадовало единственное в моем положении светлое обстоятельство, что я не стал жертвой произвола местных властей.

— Вы позволите написать сопроводительные письма для моих вассалов и невесты? — спросил я.

— К сожалению, барон, не могу выделить вам на это время.

Чиновник был вежлив, равнодушен и решителен. Поэтому, не споря, я вышел на ускорение, написал письмо Овору, объясняя ему ситуацию, и попросил на время приютить Гангу, Фому и Гради-ила. После чего вышел в нормальное время и протянул эльфару письмо.

— Вот, — сказал я, — отвезешь моему дядьке, адрес там указан, и будете ждать моего возвращения.

Тот молча кивнул. Фома взглянул на меня и, получив сигнал не вмешиваться, отвернулся. Ганга яростно посмотрела на меня, видимо, решила, что я таким образом пытаюсь от нее скрыться, потом на коронера и произнесла:

— Вы арестовываете жениха оркской небесной невесты. Мой народ будет знать об этом.

— Не беспокойтесь, тана, — поклонился серый человечек, нисколько не смутившись, — мы разберемся. — Поверьте, урона вашей чести мы не допустим. — Перевел взгляд холодных серых глаз на меня и приказал: — Спускайтесь, тан.

Подошли два мага, надели на меня антимагические наручники и встали по бокам. Я оглянулся на своих спутников и строго сказал:

— Старшим остается Гради-ил. Все его слушаются. — Потом повернулся к серому. — Я готов, коронер, ведите.

Так, под стражей, как преступника, меня провели по улицам города. Снег уже растаял, и только грязь на мостовой хлюпала под подошвами сапог.

Мы шли в полном молчании и окруженные зеваками. Не часто здесь арестовывают аристократа, и, судя по ауре собравшейся толпы, сочувствия у горожан я не вызывал.

Я не смотрел по сторонам, мои мысли были заняты тем, чтобы понять: от кого пришло послание? Кто мог написать донос, что я вредил посольству, и кого могли послушать, раз приняли такие меры задержания на глазах у всего города? Единственным человеком, который желал бы мне зла, оставался сам посол граф Мару тан Саккарти. Только его письмо, отправленное загодя, могло оказать такое влияние и привести в действие механизм государственной репрессивной машины. Сам граф возвращался победителем, и его слова не будут подвергаться сомнению. Еще бы, добиться того, чтобы орки пошли войной на лес, это победа вангорской дипломатии в лице графа. Только граф, может, не понимал, что сам становится объектом преследования со стороны лесных эльфаров и его временная победа надо мной обернется для него еще большими неприятностями. А я смогу разыграть свой козырь, подкинутый в запале Роком. Ведь эта его якобы победа (на самом деле моя) — это беда для Вангора, которая обернется вторжением лигирийцев. Тут были возможности, и я их попробую использовать.

Мы подошли к крепости, у ее ворот стояли мои знакомые стражники Ромул и Версан, которые встретили меня, когда я в первый раз попал в город. Они проводили меня удивленными взглядами, но я сделал вид, что не узнал их.

В городской тюрьме конвой передал меня местной охране.

— Заключенный! Лицом к стене! Не разговаривать! — строго обратился ко мне тюремный чиновник и расписался в бумаге, поданной серым.

Потом вызвал местный конвой и, дождавшись, когда уйдут сопровождающие, ударил меня по почкам деревянной дубиной. Скотина бил со всей силы. Такой подлый удар мог запросто сделать калекой обычного человека, но, спасибо Лиану, он ущерба моему здоровью не нанес. Я, еле сдерживая негодование, повернул голову к нему и сказал:

— Ты, вошь камерная, если еще раз ударишь дворянина, то тут же в штаны наложишь.

Тюремщик сперва оторопел от моих слов, но потом его лицо исказила ярость, и он замахнулся. Недолго думая я выпустил порцию страха и расслабил его кишечник. Результат превзошел все мои ожидания. Видимо, Шиза и Лиан не мелочились. В приемнике тюрьмы раздались громкие звуки, и все, кто здесь находился, испражнялись в штаны: и садист-чиновник, и стража. Вонь затопила помещение, а я недовольно скривился. Перестарался.