Где-то через пару часов мы приехали в пункт назначения. Из ворот вышел охранник-нехеец, прищурившись, присмотрелся к гостям и, узнав Борта, радостно заулыбался. А когда увидел меня, вылезающего из коляски, то, широко раскрыв глаза, завопил на всю округу с восторгом религиозного фанатика, который вдруг увидел сошедшего с неба Христа.

— Чудо-о! — От его крика вороны, дремавшие на заборе, вспорхнули и, возмущенно закаркав, стали кружиться над поместьем. — Малыш-барон вернулся-а!

Рабэ, не ожидавшая такой встречи, испуганно оступилась и рухнула спиной с подножки, я еле успел подхватить ее на руки и повернулся к старому нехейцу, чтобы попросить того не кричать. Еще мне резануло слух слово "малыш". Прозвища так и цеплялись на меня гроздьями. Старое "малыш" еще не отлипло, а новое "студент" уже прицепилось как репей. Я с замиранием сердца подумал, что будет, если молва о смерти, спрятанной кое-где, принесет мне новое погоняло. Но додумать эту мысль не успел. Луженая глотка стражника прокричала с еще большим восторгом:

— И с новой бабой на рука-ах! Я же говорил, малыш с пустыми руками не вернется! — Этот глашатай моего возвращения не только орал, но и пританцовывал.

Сзади на козлах сидел и ржал Борт. Рабэ, чтоб ей в аду гореть, вцепилась мне в шею и не желала слезать. Я силился ее отодрать от себя, и между нами завязалась борьба.

— Мне страшно, ваша милость! — повторяла она, и я видел, что она не врет. Наконец после нескольких секунд борьбы я все-таки отодрал ее от себя и поставил на землю. Поправил сбившуюся одежду и приказал:

— На меня не залезать, идти следом. Помни, ты — служанка.

Во двор на крик старого дружинника сбежались все обитатели поместья. Впереди стоял Овор, на его лице менялась гамма чувств, царивших на этот момент в его душе. Радость от моего прибытия сменялась скорбью, когда он смотрел на девушку, скромно стоявшую рядом. Он беспомощно оглянулся, ища поддержки у эскорта девушек, и те ее выказали. Только Гради-ил почему-то покачал головой и отступил подальше.

— Что он творит! — дрожащим, полным возмущения голосом, еле сдерживаясь, негромко воскликнула Вирона. Она почти плакала. — Я его точно убью!

— Я тоже! — Это подала голос Ганга. Она была уже не в костюме орчанки, отправившейся в поход, а в красивом черно-белом платье. Эта показывала свои клыки. — Только я его загрызу!

— Друг, — обратилась ко мне Чернушка, — я тоже надеялась, что когда-нибудь ты обратишь на меня внимание, но ты все время привозишь новых девушек. Тебе что, нас мало? — И она обняла руками плечи своих подруг. — Я обещала тебя зарезать, но я убью ее, — она указала лезвием ножа на Рабэ, — и любую другую, которую ты привезешь еще.

Чернушке я верил, она не была способна врать, если сказала зарежет, значит, зарежет. Из-за ее спины выглянула Ринада тан Балану, она с интересом посмотрела на демоницу и нахмурилась. Но промолчала, никак не выразив своего мнения по поводу ее и меня.

Лия с самой доброй улыбкой и в то же время укоризненно проговорила:

— Хозяин, здесь и так полно девушек, и все красавицы. Выбирай какую хочешь. Вот можешь даже малышку взять, она не будет против, — показала она на берку.

— Нет-нет, меня не надо, — замахала та руками.

— Не притворяйся, я-то вижу, — осадила ее дворфа. — А если мало ее, меня берите, я тоже согласная.

Все замерли с открытым ртом и теперь с удивлением смотрели на нее, а не на меня.

Овор, растерянный и огорченный, всплеснул руками:

— Лия, и ты туда же! Барон еще очень молод, ему рано жениться.

— Верно! — обрадовавшись поддержке в лице дядьки, энергично закивал я. — Я если и женюсь, то где-то в пятьдесят с небольшим.

— Хе-хе! — засмеялся у меня за спиной старина Рунге. Всех ветеранов отца я хорошо знал, так как вырос с ними в их казарме. — Рассмешил ты меня, сынок.

Я посмотрел на него, силясь понять, что такого смешного сказал.

— Поверь старому Рунге, малыш, что лучше жениться в двадцать с большим, чем в пятьдесят с небольшим. У тебя как с энтим делом? — сразу став серьезным, спросил он.

Я недоуменно посмотрел на него, и тут до меня дошел смысл его слов. Я растерянно оглянулся на девушек, надеясь, что они не поняли шутки, и увидел их заинтересованные взгляды и покрасневшие щеки, они ждали от меня ответа, но я не знал, что ответить старому хохмачу.

— С энтим делом у его милости все в порядке, — раздался в полной тишине голос Рабэ. Я резко повернулся к ней. — Сама проверяла. Не сталь, конечно, но вполне достойно, — не переставая чему-то радоваться, с доброжелательной улыбкой на милом личике продолжила она.

Я стоял как громом пораженный.

— Ты что несешь, дура? — сквозь зубы процедил я, одним глазом посматривая на девушек.

— Я просто хочу вам помочь, ваша милость, — прошептала она, и улыбка стала медленно сходить с ее лица.