Я почувствовал, что необходимо прервать речь Елисеева, хоть раньше сам же запрещал говорить другим.

– Трофим Иванович, - мягко сказал я.
– Разрешите вас прервать. Видите ли... Вы говорите очень интересные вещи, но, к сожалению, у нас так мало времени... Не угодно ли вам поближе к нашей теме?... Может быть, в другой раз...

– Простите, простите, - засуетился Елисеев.
– Я это так... Я даже не об этом хотел говорить... Я хотел говорить совсем о другом...

– О технике?
– спросил я.

– Да, да, конечно!
– сказал Елисеев, немножко нервно поглаживая свои волосы и как бы что-то вспоминая.

– Ну, вот и хорошо. Мы вас слушаем, - ответил я уже как законный председатель собрания.

– Только я бы просил...
– скромно заговорил Етшсеев, -так, вопросами... Можно без речи?...

Мне это не улыбалось. Но Елисеев мне нравился и я нехотя согласился:

– Ну, что же...
– промямлил я.
– Если так, то...

– Конечно, давайте разговаривать вопросами и ответами, - сказала Елена Михайловна.
– Надоели эти совещания с речами.

– Ладно, - сказал я Елисееву, - спрашивайте!

– Вот я спрошу так, - обратился он к Михайлову.
– Кушать человеку надо?

Михайлов был верен себе:

– Да я, собственно говоря, не знаю, нужно ли...

По комнате пошли смешки.

– Ну, ладно, я не буду ставить своих проблем. А для вас согласимся: кушать надо.

– Хорошо, - отвечал Елисеев.
– Кушать надо. А продолжать потомство надо?

– Это еще сомнительнее... Но согласимся: надо!

– Хорошо... Животному надо или человеку?

– И животному, и человеку.

– Хорошо... А есть ли какая-нибудь разница в этом отношении между животным и человеком?

– Есть.

– Какая же?

– Человек - личность.

– Очень хорошо... Значит, в человеке кушает не животное, а личность кушает?.

Смешки по комнате возобновились, но оба разговаривающие были весьма серьезны.

– Да, конечно, - отвечал Михайлов.

– И когда человек вступает в половую связь, то это для него не просто животная жизнь, но и проблема личности?

– Конечно.

– У зверя это - физиология. А у человека, это - проблема личности.

– Согласен

– Но ведь личность, это же...

– Свобода, вы хотите сказать?
– спросил Михайлов, нахмуривши лоб.

– Да, личность там, где нельзя принудить. Необходимость исключает личность... Личность - там, где... Да... где свобода..

– Я вас понимаю, - сообразил Михайлов - Вы хотите сказать как животное, человек погружен в стихию необходимости, физической, биологической и всякой иной, но как личность, - он каждый шаг, осуществляющий эту необходимость, переживает как проблему свободы. Инстинкт пола есть у всякого животного. Но у человека каждый шаг в этой "навязанной" ему /я бы сказал/ области характеризует его личность Так, что ли?

– Так, так.

– Но я не понимаю, почему вы это считаете возражением против меня, спокойно, хотя и пасмурно говорил Михайлов

– А это потому, что вы рассуждаете абстрактно.

– Я - абстрактно?

– Да, да! Были и есть такие, которые говорят, что пол в человеке есть только вопрос о функционировании половых желез. Но ведь это абстрактно... Этого нет... Это - абстрактная метафизика против жизни. Вы, конечно, так не думаете. Это ведь значит быть слепым, не видеть жизни. Но вот о технике вы рассуждаете именно так, слепо, абстрактно...

– Я вас не понимаю

– Вы отрываете в человеке то, что ему "навязано", от него самого.

– Но ведь это же и есть различные вещи.

– Различные-то они - различные. Но ведь кушать, это тоже отличается от самой-то личности.

– Так неужели же все, что есть в человеке, есть проблема его личности?

– Все! Решительно все. У юноши появился пушок на подбородке: это показатель роста его личности. Человек много ест и мало ест, много спит или мало спит: это - проблема его личности. В определенный момент у человека просыпается половое влечение, которое выше его сознательных усилий. Казалось бы, при чем тут он-то сам? А, оказывается, то или иное его поведение в этой сфере есть характеристика его личности. Так же и техника. Мы ее с вами не придумывали, как не придумывали и всей нашей современной социальной обстановки. Но и техника и социальная жизнь есть проблема нашей с вами личности. За эти "навязанные" нам вещи мы, оказывается, отвечаем больше, чем за произвольно - предпринятые...

– Но как же это может быть?
– недоумевал Михайлов.

– Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, - тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, - тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?

– Абстрактно-с, - повторил свое Елисеев, - абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь

– А что же такое жизнь?
– запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил: