Шрифт:
— Судья же душит «Торпедо» — не видно, что ли? Нас же, как гнид, полоскать болелы будут, как тогда на «Динамо» дерьмо лили. Оно нам надо? Мы и так выиграем, без этого всего!
Все закивали, а Димидко заменил нападающих. Мол, ругать не ругаю, но дайте поиграть и другим.
И вот мы снова выходим, и снова «Торпедо» прессует. А у нас впереди теперь не две версты коломенские, а юркие Ведьмак с Цыбой — скорость и техника! И Микроб поднялся вверх, и стало трое там. И край наш правый, Бурак, поднялся в полузащиту…
То есть стали мы играть в трех защитников. В чистых трех защитников.
Вот казалось бы: в тот раз пятерых наших задавили, а тут — трое! Должно стать легче москвичам? А нет. Лучшая защита — нападение.
Как понеслись! Как пошли вдруг пасы в касание! Как начались стеночки и забегания! И удары, конечно.
Теперь уже торпедовский вратарь отбивался из последних сил. Теперь уже у них вся команда оказалась на своей половине поля.
А наши не стояли. Наши крутили и кружили. Мелко, но быстро. Верхом мяч не дошел? А вот теперь внизу, все внизу!
И как обычно бывает, если вдруг начинает «идти» игра, сразу и усталость исчезает, и огонь в глазах горит, и в обводку на троих…
Ну, Микробище! Ты Пеле, ты Марадона, но на троих — это перебор же! Нет? Прошел, хоть и без мяча? А за ним по пятам Ведьмак, и подхватил вроде бы уже потерянный мяч, и резко его — направо. А справа параллельным курсом, чуть отставая, — Цыба. И по этому мячу — щечкой. Технично, не сильно, но точно! Точно в противоход. Вратарь же на него смещался. А мяч пошел как раз навстречу ему и дальше, дальше, четко в верхний угол ворот.
А-а-а! Есть! 1:1!
И все. Совсем все. Как будто пропал весь запал и у них, и у нас. Пошла толкотня в центре поля под редкие свистки судьи. Пошли дальние не опасные удары — часто даже просто мимо ворот. Осторожничать стали и они, и мы.
И больше острых моментов не было.
Ну, убегал Микроб пару-тройку раз, но всегда возвращался от углового флажка, чуть язык на плечо не повесив.
Цыба с Ведьмаком, бывало, рвались… А потом опять — в центральный круг.
И под конец играли, как говорится, «без ворот».
Свисток на окончание игры приняли с облегчением.
К моему удивлению, на трибунах кто-то заорал:
— Рябов — герой!
Его крик подхватили и стали скандировать фамилию Антона, причем что наши, что торпедовцы — оценили его подвиг!
А дальше торпедовцы полным составом кинулись к коридору, ведущему в раздевалки. И каждый пожал руку Рябову, введя его в полный ступор.
Тишков же, довольный как слон, обнимался с Димидко и хвалил нашу команду.
А к вечеру на первых полосах газет был Антон Рябов — и самый техничный, и самый недооцененный, и вообще молодец!
Когда мы поехали домой, Рябов остался общаться с журналистами и жаловаться на судейский беспредел. Молодец, Антоха, мочи гадину!
Глава 12
Потери и обретения
Ничью мы отмечать не стали — повод не тот, да и игра получилась так себе, с душком. Причем арбитр хотел причинить нам добро, а подложил свинью, и получилось, что душок шел от нас.
А в прессе нарастал скандал, только теперь мочили футбольный комитет, типа одну молодую команду общественность отбила (общественность, ага), а теперь пришла пора спасать «Торпедо». Встанем же единым фронтом, не дадим в обиду слабых! И вместо Робин Гуда — наш Антон Рябов, несущий знамя справедливости.
В полдесятого вечера автобус привез нас домой, прямо во двор заехал, перекрывая выезд легковушке. Разгневанный мужик вылез, зашагал к автобусу качать права, но узнал любимую футбольную команду и вместо того, чтобы ругаться, метнулся обратно в машину, вынес флаг «Титана» и принялся собирать автографы.
Девочка, выгуливающая на собачьей площадке двух пуделей, стриженных под львов, увидела эту сцену и заголосила:
— «Титан» приехал! «Титан» приехал!
Ее звонкий голос заметался по двору, и на балконы начали высыпать люди с телефонами, всем хотелось приобщиться к великому и выложить в сеть: смотрите в нашем доме звезды живут! Мне подумалось, что селить нас всех в одном месте — это была стратегическая ошибка.
Воображение нарисовало, как хлопают двери, и люди бегут на улицу, и скоро нас опять окружат, будут трогать, фотографировать, расспрашивать, и я ускорил шаг, чтобы поскорее попасть домой. Но в подъезде уже был Гусак, он раскинул руки, не пуская меня к лифту.
— Это еще что? — удивился я.
— Хочу всех собрать. Ужин прощальный, то-се…
Вошедший следом Димидко не стал расспрашивать — видимо, это с ним заранее обговаривалось, он просто виновато потупился и потер лоб — забыл, видимо, предупредить наших.