Беру трубку.

Однако охранник сообщает мне отнюдь не приятные новости:

— Прошу прощения, Барсег Артурович, я пытался привести к вам Снежану Васильеву, но она отказывается идти! Обругала меня за домогательства…

Слышу последнее, и внутри болезненно екает.

Представляю мою маленькую, хрупкую Снежану и этого седого качка-переростка. От такой картины меня всего аж потряхивает.

— В смысле за домогательства? — рычу в трубку. — Ты ее домогался, что ли? На британский флаг порву… Изничтожу!

— Я не домогался! — оправдывается он. — Посмотрите по камерам, я…

— Тогда почему она обвинила тебя в этом? Что происходит?

— Ничего не происходит, — талдычит он испуганным тоном. — Я подошел, сказал, что должен отвести ее к вам, а она обругала меня и сбежала в кадровый отдел.

На кой хрен ей в кадровый? Увольняться, что ли, собралась? Это как надо было пригласить ее в мой кабинет, что она тут же решила увольняться?!

Я кладу трубку и спешу вон из кабинета.

Спускаюсь, буквально кипя от гнева.

Ты ж посмотри, какие ценные кадры трудятся на проходной!

Сначала сестра Снежаны льет ей в уши всякую ересь, потом начальник переводческого отдела изрядно перегибает палку, а в добавление ко всему еще и охранники некорректно себя ведут.

Почему каждая скотина норовит мне все с ней испортить?

Барсег

Я без всякого стука или приглашения вламываюсь в кабинет отдела кадров.

Две служащие, сидящие по разные стороны кабинета, тут же выпрямляются, впечатывают в меня взгляды.

За столом у той, что справа, сидит Снежана. Судорожно сжимает в пальцах ручку, напряженно на меня смотрит.

— Здравствуйте, Барсег Артурович, — лепечет одна из служащих отдела кадров.

Блондинка с толстой косой, в упор не помню, как ее зовут, хотя она вроде бы представлялась мне несколько недель назад.

— Вы к нам по делу? Если что, мы готовы…

— Выйдите, — цежу строго.

Впечатываю взгляд сначала в одну служащую отдела кадров, потом во вторую, жестом указываю на дверь.

Снежана с обомлевшим видом смотрит, как обе девушки спешат на выход. К слову, они делают это очень спешно. Надо же, понятливый у нас кадровый отдел, хоть где-то без косяков.

Я подхожу к столу, за которым сидит Снежана, из-за ее плеча смотрю на лист бумаги, наполовину исписанный ее аккуратным почерком.

Заявление об увольнении…

Кто бы сомневался вообще.

Когда тяну к ней руку, Снежана вздрагивает, пытается отстраниться.

Игнорирую этот ее жест. Молча забираю у нее листок, с хрустом сминаю и швыряю в мусорное ведро, что стоит у стенки неподалеку.

Так же молча встаю перед Снежаной, буравлю ее взглядом.

— Что ты себе позволяешь?! — охает она и подскакивает с места.

— Что надо, то и позволяю, — рявкаю на нее.

Ибо есть пределы тому, что я могу вытерпеть. Даже от нее.

Шумно вздыхаю, стараюсь говорить спокойнее:

— Скажи, тебе так сложно было подняться ко мне? Нормально поговорить? Какая религия не позволяет тебе снизойти до простого человеческого разговора, Снежана?

— О чем мне с тобой разговаривать? — охает она. — Я видеть тебя не могу после того, что ты сделал! Я ведь не собиралась с тобой спать! Я ведь сказала тебе нет, а ты все равно… Ты даже виноватым себя не чувствуешь!

Да еб вашу мать, нехай…

Какой я нехороший, прямо изверг, обидел бедную девочку. А она ну ничем не заслужила.

— Снежана, достаточно, — говорю обманчиво спокойным тоном. — Хорошо, я переборщил с напором, признаю. Но это не повод — вот так…

— Переборщил? — взвивается она. — Вот как это называется?

— Не сходи с ума, успокойся, — продолжаю ледяным тоном. — Лучше объясни, на кой черт тебе увольняться? Я, по-моему, достаточно ясно дал тебе понять, что больше не имею к тебе претензий. В свете того, что между нами было или будет…

— Будет?! — Снежана одаривает меня бешеным взглядом. — Я видеть тебя не хочу! Я не хочу, чтобы ты возле меня крутился! И тем более я не хочу повторения того, что было в том номере…

Так вот оно что. Трахаться со мной она больше не желает. Как будто я человек второго сорта, с которым лечь в постель смерти подобно. Только если я заставлю.