Припал на колено, разглядывая бесформенное пятно костровища. Довольно свежего, хоть и остывшего. Рядом обнаружились складной вертел, дряхлые пожитки и разделочные доски. Отбросив их палкой, я увидел разделанную тушу.

После чего резко поднялся на ноги и расстегнул кобуру.

Потому что дворовые собаки, по грустному стечению обстоятельств попадающие в пасть к безнорым наркоманам, не носят удобных спортивных ботинок, курток и рюкзаков…

На меня напали, едва я успел выхватить башер.

Чуть позже я размышлял, что окажись незваный гость обычным чу-ха, ублюдки навалились бы ещё на входе. В моём же случае, вероятнее всего, они настолько ошалели от чужеродных вида и запаха, что пару минут элементарно приходили в себя.

Однако ж, пришли…

Снаружи грохотали барабаны и кимвалы, верещала и стонала тысячами глоток перевозбуждённая толпа, взрывались петарды и шутихи. А в грязном забытом подвале на меня бросалась дрянь совершенно отвратительного вида.

Чу-ха напал сверху, пробравшись по стяжкам многочисленных потолочных кабелей; дёрганный, будто капля на жаровне, худой и длиннохвостый; он был одет в пёстрое тряпьё, а на правой верхней лапе носил устройство сродни сложному шприцу или распылителю.

Обернувшись на шорох и выдернув «Молот» из кобуры, я едва успел прикрыть лицо вскинутым предплечьем — по левому рукаву, разбрызгивая капли на «Сачирато» и скулу, — ударила тонкая струя шипящего, тут же ядовито-обжёгшего, заставившего взвыть и отпрыгнуть.

Очки, к счастью, не повредило. Отскочив и оскалившись, я без труда рассмотрел ублюдка среди проводов и без раздумий всадил в тощий живот сразу пяток фанга. Тот заверещал, разжал хватку, рухнул и плотно запутался в провисших кабелях; вздрогнул, испустил на пол длинную струю обжигающей жидкости, и тяжело обмяк, медленно покачиваясь.

Я отскочил от костровища, тряся облитой рукой и сбрасывая на пол тяжёлые, маслянистые и дымящиеся бусины кислоты. А из проёма слева показался второй выродок, такой же худой и пёстрый.

Этому я не позволил даже вскинуть распылитель. «Молот» щёлкнул ещё три раза, в морде борфа открылось три новых алых глаза, и тот с протяжным хрипом завалился на спину.

Прижавшись к стене в том месте, где Пять-Без-Трёх когда-то ставил нелепый алтарь, я присел на колено, выставил башер, задержал дыхание и прислушался.

По замусоренному бетону соседних комнат, спешно затихая в удалении, скребли когти удирающих крыс. Несколько секунд их писк и шуршание ещё доносились до меня, но затем всё стихло, а я мог только посочувствовать подвалам тех комплеблоков, куда уроды доберутся подземными ходами…

Убедившись, что окружающая тьма отвечает лишь пульсацией крови в моих ушах, я торопливо перезарядил «Молот», почти разряженную кассету спрятав в карман. Бережно ощупал обожжённую щёку, беззвучно выругался и осторожно — вдоль стеночки, с оружием на уровне груди, — двинулся в сторону выхода.

Байши, вот говорил же себе, что нужно двигать в нору?!

Так какого, спрашивается, *уя?!

А если бы суки оказались чуть прово…

Замер: датчики «Сачирато» зафиксировали звуки в соседнем помещении. Едва слышные, не нарастающие, теперь я разбирал их и сам. Приподняв «Молот», быстро выглянул в проём, отступил, рассмотрел зафиксированную очками картинку… и торопливо вошёл.

На трубе под потолком висели трое: грузная взрослая самка; парнишка, на вид чуть моложе Прогиба; и старик. Все они были связаны так плотно, что и хвостом не шевельнуть, морды опутали кляпы, и только подросток пытался дёргаться, чуть задевая боком бетонную стену. Глядя на припасы «Кислотных шутов», я пожалел, что не могу заново убить двух тварей, напавших на меня в молельной.

Спрятав башер, я выщелкнул клинок ножа и принялся бережно срезать пленников с трубы. Самка почти не двигалась, но слабое дыхание улавливалось. Старый чу-ха был мёртв, причём, по всей видимости, уже не первый день.

А вот паренёк — едва я разрезал верёвки и сковывавшие лапы провод а, — зарычал, щёлкнул зубами в сантиметре от моих пальцев и рванул прочь с такой скоростью, что меня обдало пылью.

Что ж, разве его можно было винить?

Я ещё раз прислушался и убедился, что «Шуты» не вернулись. Выбрался из проклятого подвала. Дрожащим пальцем пролистал ячейки гаппи, соображая, кого именно вызывать. В итоге остановился на Пио. Пусть здоровяк являлся бригадиром по сбору дани, а не силовиком, в голову первым почему-то пришёл именно он.

— Куо-куо, братишка! — Слепок Пио показал мне скрещённые пальцы. — Как сам?

Я не стал тратить время на приветствие или пустую болтовню. Кратко, максимально ёмко и информативно обрисовал казоку-йодда ситуацию, дал как можно более точный адрес и запросил группу зачистки.

Пио слушал в суровом молчании, деловито отмечая что-то на невидимой консоли, и пообещал быть через десять минут.

Вернувшись к «Барру», я тяжело упал на водительское сиденье, щедро глотнул паймы и осмотрел ожоги. К счастью, сильнее прочего пострадало пальто — из проплешин на рукаве даже проглядывала экранирующая сетка. «Сачирато» почти не задело, лишь оплавив обод оправы. А вот на лице следы всё же остались, зудящие, опалившие кожу и лишь чудом не прожёгшие левую скулу до кости.