– Ты, вроде бы, собирался купить мое молчание.

– Я передумал.

– Но ты сказал…

– Ты же не согласился, так что сделки между нами не было. И теперь я забираю назад свое предложение.

Я оглядел комнату в поисках чего-нибудь, что могло бы уравновесить ситуацию, но не увидел ничего, отдаленно напоминающего оружие. Лучшее, что я мог сделать, это взять кадку. Я облил его водой, затем бросил в него кадку, которую он отшвырнул. Все, что мне удалось, это довести его до бешенства, и облить. Исчезли все следы смеющегося, добродушного сотрапезника, каким он был прошлой ночью. Увидев его лицо сейчас, я бы не узнал его.

В этот момент дверь за его спиной с грохотом распахнулась.

Цицерон вошел первым, за ним последовали несколько вооруженных римских легионеров, которые сразу же окружили Дорофея и отобрали у него кинжал. Эко зашел за ними, подпрыгивая в большом волнении, и тревога на его лице сменилась ликованием, когда он увидел, что я невредим.

– Экон привел тебя? – спросил я.

– Да, - ответил Цицерон.

– Ты слышал, как признавался Дорофей?

– Я слышал достаточно.

Экон широко открыл рот и двинул губами, но сумел только издать сдавленное хрюканье.

– Что мальчик пытается сказать? – спросил Цицерон. – Я думаю, что это должно означать «Эврика! Эврика!»

– Видел до чего доводит жадность?
– сказал я Экону на следующее утро, когда мы собирались покинуть нашу комнату в доме Цицерона. Вчера вечером я прочитал ту идиллию Феокрита, стихотворение, которое Цицерон цитировал вчера за ужином. Поэт, безусловно, все правильно понял:

Кто любит сегодня того, кто прекрасною речью владеет?

Нет, я такого не знаю. Теперь своим подвигам славным

Люди не ищут хвалы, побежденные страстью к наживе.

Каждый, за пазухой руки запрятавши, ищет, откуда он

Денег побольше бы сгреб, чтоб другим ничего не досталось.

Люди теперь не стремятся хвалу заслужить за поступки благие,

А думают только, чтоб прибыль свою нарастить и доходы.

И сжимают свои кошельки, ведь они слишком скупы,

Чтобы расстаться со своей потускневшей монетой!

– Из-за жадности Агафин был убит, Дорофей ждет суда за совершенное убийство, а поэт Марджеро одним махом потерял обоих своих покровителей, а это значит, что ему, вероятно, придется покинуть Сиракузы. Все обернулось катастрофой для всех. Это очень печально. Этого достаточно, чтобы заставить человека оставить позади грязные человеческие заботы об этом мире и погрузиться в чистую геометрию, как Архимед.

Мы собрали немногочисленные пожитки и пошли прощаться с Цицероном. Также надо было обсудить мой гонорар не только за обнаружение гробницы Архимеда, но и за разоблачение убийцы Агафина.

Из атриума я услышать голос Цицерона из его кабинета. Он диктовал письмо Тиро, безусловно, намереваясь, поручить мне доставить его в Рим. Мы с Эконом ждали за дверью. Не подслушать было невозможно.

– Дорогой брат Квинт, - начал Цицерон, - люди, с которыми мне так настоятельно советовали встретится здесь, в Сиракузах, оказались не достойными – неприятные подробности могут подождать, пока мы не встретимся снова. Тем не менее, мое пребывание здесь не было полностью непродуктивным. Тебе будет интересно узнать, что я заново обнаружил утерянную гробницу одного из героев нашего детства, Архимеда. Местные жители совершенно ничего не знали о ее местонахождении и даже отрицали само ее существование. Однако вчера днем я отправился с Тиро в старый некрополь за воротами Ахрадина, и там, пробравшись сквозь заросли ежевики и виноградной лозы, заметил привлекшие мое внимание характерные изваяния шара и цилиндра на вершине колонны. Ты, наверное, помнишь те слова нашего старого репетитора по математике:

«Цилиндр и шар на вершине высокой колонны знаменуют заключительный этап сиракузского мудреца».

Заметив гробницу, я вскрикнул: «Эврика!» и приказал группе рабочих с косами очистить все заросли вокруг. Теперь гробницу Архимеда можно увидеть и к ней можно свободно подойти. Я восстановил ее в своем законном статусе как святыню для всех образованных людей.

Я заметил, что Цицерон не упомянул ни куб, ни конус. Их убрали вместе с зарослями, чтобы больше никого не постигла участь Агафина.

Цицерон прочистил горло и продолжил диктовать.

– Иронично звучит, брат Квинт, не так ли, и это, к сожалению, свидетельствует о деградации культурных стандартах нынешних сиракузцев, так как только римлянин из Арпина сумел вновь открыть для них гробницу самого умного мудреца, который когда-либо жил среди них?

– Действительно, иронично, - подумал я.