– Если бы там были дрова или хоть что-то, что может долго гореть, я бы зачаровал костёр. И нам было бы вполне тепло. Но без основы этого сделать не получится, – пояснял он, когда я спросила, почему нельзя обогреться магией. Мы вообще очень много разговаривали. О его прошлом, о его опыте. Не затрагивали лишь двух тем: его семьи и нашего поцелуя.

Хорошо, что тропа была ровная и, можно сказать, ухоженная. В темноте уже мы добрались до подножия. Отсюда горы смотрелись очень внушительно и даже устрашающе, нависая над маленьким тобой. Но и лес не отставал. Высокие хвои тянулись к горам, оставляя лысые толстые стволы на несколько метров от земли. Землю же устилали сухие иголки и мох. Травы толком не было.

– Переночуем прямо тут. Куда идти, мы не знаем, уже ничего не видно, так что…

– А спать прямо на земле?

– К сожалению, лес не предполагает уютной постели. Он явно не ждал маленькую принцессу.

– Я не маленькая. Ты костёр обещал.

– Не было такого. Для костра нужно открытое место и ничего воспламеняющегося вокруг. Или ты решила спалить этот лес?

– Но мы же замёрзнем, – поёжилась я, уже представляя, как буду стучать зубами от холода всю ночь.

– Твоя юбка снимается? – вдруг спросил он, странно на меня поглядывая.

– Ты к чему это? – Я даже не знала, пугаться мне или радоваться. Но он не ответил. Просто снял свой пиджак, оставшись в одной тонкой сорочке, и бросил его на землю.

– Ложись. Я поставлю купол, который защитит нас и от зверья, и от ветра. А вот спать нам придётся вдвоём. Так будет теплее. Если бы юбка снималась отдельно, можно было бы ей укрыться. Но ладно, – махнул он рукой.

И вот не тёплая у меня юбка совсем. Лето же. Но она действительно была на мелких крючках, которые лично я никогда не отстёгивала и до этого момента вообще не понимала их смысла. А вот поди ж ты.

Как послушная девочка, я встала на колени и долго мучилась с этими крючками. По тому, что Татинкор перестал ходить вокруг нас, поняла, что он всё закончил, а я возилась ещё.

– Помочь? – прозвучало как-то глухо и тихо, будто неуверенно.

– Спасибо, я справлюсь.

Но у меня никак не получалось открепить их со спины. Крючки не хотели впервые покидать насиженные места, цеплялись за ткань, которая уже свисала по бокам и ещё больше осложняла задачу. Сейчас-то я поняла, что надо было начать с самого сложного – со спины, но, как говорит мама, хорошая мысля…

Ладони на моих руках стали неожиданностью. Почему-то мне показалось, что он отошёл или отвернулся.

– Так ты полночи будешь возиться, – проговорил Татинкор. И ведь я знала, что надо промолчать, что он хочет помочь, но почему-то стало обидно.

– Воспитанный мужчина и подождал бы.

– Воспитанный мужчина… – сквозь зубы, как мне показалось, проговорил он, – В следующий раз, когда соберётесь путешествовать вдвоём, конечно, берите воспитанного мужчину, а не беспризорника.

С последним словом юбка упала на мои ноги. А я почувствовала, будто меня ударили.

– Татинкор, я не это имела в виду. Простите. Я просто очень волнуюсь, – вскочила я на ноги, но мужчина стоял ко мне спиной.

– Я понял. Ложитесь, – кинул он мне, развернувшись вполоборота.

– А… мы опять на «вы»? – я не придумала, что ещё я сказать. Такое ощущение, что он стену выстраивает вокруг себя – или только от меня.

– Ложитесь, Лефания. Так будет правильно, – кинул и ушёл.

Я же плюхнулась на его пиджак, чуть не отбив попу. Мне просто физически хотелось реветь. В голове билась его фраза: «Так будет правильно», эхом разносясь в непутёвой головушке. Почему я не промолчала? Зачем сказала гадость? Почему правильно – это совсем не то, чего хочет сердце?

И всё-таки я расплакалась. Тихо уткнувшись носом в его пиджак, вдыхая его запах, уже смешавшийся с запахом прелых иголок и земли. Вдруг стали вспоминаться наши с мамой разговоры о том, что нужно не только не идти на поводу у эмоций (она приводила примеры из своих отношений с отцами), но и обдумывать слова. Она говорила, что одни и те же слова разные люди воспринимают по-разному, примеряя на себя и принимая на свой счёт.

– Ты должна думать не только о себе и своих чувствах во время разговора – любого разговора с любым человеком, особенно тяжело это с любимыми и близкими, – но и о том, с кем говоришь. Разные характеры, различный жизненный опыт и эмоциональные переживания – всё это накладывает на человека свой отпечаток. И то, что для одного будет неважно или безобидно, для другого может стать поводом для сомнений, переживаний и даже комплексов.

– Как от одной фразы может получиться комплекс? – не понимала я тогда.

– А вот так. Возьмём Фроста. У меня ушло несколько лет, чтобы он перестал переживать о своём шраме и наконец-то понял, что для меня это неважно. А ведь ему всего лишь несколько раз женщины высказали за шрам, а потом он сам стал замечать, что при виде него кривятся. Для молодого и красивого мужчины такое отношение стало ударом. И он на десятки лет закрылся от всех, лелея обиду и комплекс отвергнутого мужчины. А если учесть, что рядом рос весь такой красивый и обаятельный Милон, пользующийся бешеной популярностью у дам, то можешь представить, как Фросту было больно. От этого он ещё больше закрывался и отдалялся.