– Признаться, тянет на фронт. Встретить бы там старых друзей. Может, со временем я бы окончил офицерскую школу.

– В каком чине вас уволили?

– Я был фельдфебелем. Летал на «дорнье». Но однажды какой-то отчаянный англичанин обстрелял нас, и вот… — Эрих показал на свою ногу.

– А почему все же у вас разлад с Юттой? — спросил Коссовски. — Она придерживается совсем других взглядов, чем вы?

– Да нет. Примерная девушка Германии…

– А вы?

– Я-то… — Эрих сделал вид, что смутился, но потом овладел собой. — Я не верю в богов. Я могу уважать вождя, но отдать жизнь хочу не за него, а за родину, у которой есть этот вождь.

– Вот вы какой! — улыбнулся Коссовски. — Но знаете, обожествление вождя — это государственная политика.

– Я солдат и мало что смыслю в политике. Отправили бы меня на фронт, и там бы я на деле, а не на словах показал, как я люблю Германию.

«Нет, этот парень, пожалуй, не может быть агентом или каким-нибудь антифашистом: он слишком простодушен», — подумал Коссовски.

– Вы часто встречаетесь с Зейцем и Пихтом?

– Зейц — мой сосед, вполне порядочный человек, он живет наверху, а Пихт… Я его видел мимоходом. Он какой-то… заносчивый. Таких не люблю.

– Почему же?

– Слишком хвастлив. Как же, бывший адъютант Удета… Таким в штабе кресты вешают направо и налево.

– Э-э, вот вы и ошиблись, господин Хайдте. Он был отличным боевым летчиком и крест получил за храбрость. Не помню точно: или он спас знаменитого Мельдерса, или Мельдерс спас его (Коссовски умышленно путал), но крест он заработал честно.

– Ну, да мне все равно, — махнул рукой Эрих.

– А что вы думаете о Вайдемане?

– Дубина. Волочится за Юттой и надеется, что она согласится стать его женой. Уж если она пойдет замуж, так за Зейца.

– А что у нее с Зейцем?

– Да пока ничего. Но, кажется, Ютта предпочитает черные мундиры СС голубым люфтваффе.

– Ну что ж, желаю вам всего доброго, — сказал Коссовски, поднимаясь. — Надеюсь, мы будем встречаться даже после того, как я получу снимки?

– Буду рад. — Тяжело наваливаясь на трость, Эрих проводил гостя до дверей…

После Эриха Коссовски навестил Зейца.

– У вас под носом работает подпольная станция, — прямо объявил он, — загадочный Март шлет в Москву телеграмму за телеграммой, в Лехфельде авария за аварией… Чья это работа? Вайдемана?

– Я не понимаю вашего тона, Коссовски. С каких пор гестапо стало подчиняться контрразведке люфтваффе?

– Говорю я об этом потому, что у нас с вами одна задача — обеспечить секретность работ на заводах Мессершмитта. Мне необходимы все данные о служащих фирмы.

– Я не могу их дать вам, Коссовски.

– Меня интересует весьма узкий круг лиц, так или иначе связанный с секретными материалами, — как бы не слыша, продолжал Коссовски настойчивым тоном. — Весьма узкий…

– Кто же, если не секрет?

– Зандлер, Вайдеман, Вендель, Гехорсман, секретарша Зандлера, Пихт.

– По-вашему, кто-то из них шпион?

– У меня нет еще доказательств. Но если вам дорога ваша голова, вы поможете их достать…

Вдруг в кабинет вошел шофер и молча протянул Коссовски радиограмму от Лахузена. Начальник отдела абвера требовал, чтобы Коссовски немедленно выехал в Берлин.

От перегретого мотора тянуло теплом, О том, что может произойти в Берлине, Коссовски решил не думать. Мало ли какая идея осенит Лахузена? Он перебирал в уме впечатления от Лехфельда. Обескураживал Коссовски вчерашний разговор с Пихтом. Пауль вел себя в высшей степени высокомерно.

– Может быть, тебе стоит вспомнить Испанию? — спросил Пихт прямо.

– Это уже давно забылось, — стараясь быть спокойным, проговорил Коссовски.

– Напрасно ты так думаешь, Зигфрид. — Пихт кольнул его взглядом.

– Сейчас меня интересует авария в Рехлине, — насупился Коссовски. — Ты знал, что должен лететь Вайдеман?

– Разумеется. Я же его сопровождал в первых испытательных полетах.

– Но почему перед полетом вы напились?

– Напился не я, а Вайдеман. Он боялся этих испытаний.

– Тогда пусть он поищет для себя более спокойное место. Вайдеман говорил об испытаниях в Рехлине? — спросил Коссовски.

– Я не интересовался. Кроме того, ты осведомлен, разумеется, о приказе, запрещающем должностным лицам разглашать время и место испытаний?

– Но Вайдеман мог поделиться об этом с другом…

– Коссовски, ты считаешь меня за дурака. Вайдеман всегда выполняет любой приказ с безусловной точностью, независимо от того, пьян он или нет.

– Ты допускаешь возможность, что в Рехлине самолет взорвался от мины, скажем, с часовым механизмом?