— За дочку хочу сказать спасибо, сынок, — проговорил тренер по классической борьбе.— Вот только недавно узнал, что это ты Симочку мою вырвал из лап сукиного сына, Киреева… Жду не дождусь, когда этого подонка на нары отправят, а там я его достану… Я все думал, чем тебя отблагодарить… Деньгами тебя не удивишь, а вот эту вещь я тебе подарю.

И он достал из кармана какую-то позеленевшую загогулину, сантиметров тридцать в длину и с виду довольно тяжелую. С одного конца у нее было причудливо изогнутое колечко, а с другого — крючок. Иными словами, с виду невзрачная музейная хрень.

— Это что такое, Терентий Георгиевич?

— Наша семейная легенда гласит, что это, дескать, и есть Медный Ключ, — ответил он.

А ведь точно — это же ключ. Здоровенный какой! И позеленевший от патины. Я решил блеснуть осведомленностью.

— Говорят, что с его помощью можно отыскать любые сокровища, — сказал я.

— Говорят, — кивнул Егоров. — Я, конечно, в это не верю, но вещь старинная… Спрашивал наших спецов на металлургическом, они исследовали металл, говорят, отливка старая, чуть ли не семнадцатый век… А может и еще старше… Так что, как ни крути — антиквариат.

— Не жалко такую вещь? — спросил я, принимая подарок.

— За то, что дочка целой осталась — ничего не жалко.

Я пожал ему крепкую борцовскую руку, сунул ключ в сумку с формой и пошел переодеваться перед занятиями. Мне стало жаль этого мужика. Мало того, что дочка у него редкостная стерва, так он еще и связался на старости лет с этими шаромыжниками. Впрочем, я быстро забыл о старом тренере и его дочурке. Начались занятия. Пацанята элиты работали вяло. Не выйдет из них каратистов. Даже для показательных выступлений мне из этой оравы мне и троих не наскрести. Одна надежда на девчонок.

Переодеваясь после занятий и душа, я увидел в сумке подарок Терентий Георгиевича, вынул, повертел в руках. Попросить что ли химичку, пусть подберет какие-нибудь реактивы, чтобы патину снять? Как она вообще сейчас? В учительской мы, конечно, пересекаемся, но с глазу на глаз давно не общались. С виду не похоже, чтобы Екатерина Семеновна сильно переживает из-за того, что муженька упекли. Она же мечтала от него избавиться! Хотя кто их, женщин, поймет.

Сегодня на мужа жалуется, по другим мужикам бегает, а завтра передачки благоверному, на нарах отдыхающему, таскает. А с другой стороны, чтобы русские мужики делали без великой жертвенности своих жен, матерей, дочерей и сестер?

Кстати, о жертвенности. Надо заехать к своим и уже решить, переберутся они на время ко мне или потерпят до апреля? А еще мне надо потолковать с брательником. Не шла у меня из головы та пантомима, которую разыгрывали пацаны в тот вечер, когда решилась судьба Ильи Ильича.

У меня сложилось впечатление, что если и есть у них главарь, так это мой Володька. Хотя с виду не скажешь. С этими «экспериментальными» шкетами вся педагогическая теория о неформальных лидерах летит к черту. Обычно в классе верховодят либо самые сильные и наглые, либо те, у кого родаки побогаче. Последние одевают своих отпрысков во все импортное и отпрыски таскают в школу жвачку, мелочевку какую-нибудь, которой подкупают разных там подхалимов.

Я вот тоже поначалу считал неформальными лидерами восьмого «Г» Зимина, Доронина, даже Сидорова, а картинка оказалась сложнее. Потому что иной у моих пацанов счет. Для них лидер — не тот, кто кулаками машет или жевательную резинку с апельсиновым вкусом раздает, а тот, у кого способности круче. Ну а в чем заключается суперспособности моего Володьки? Я думал в том, что он инопланетные сигналы принимает — каким образом? — и в тетрадку их нулями и единицами записывает, но похоже, я ошибался.

По пути к дому Борисовых, я заскочил в «Гастроном». Фрося пошла следом, но, как всегда, сделала вид, что она просто покупательница. Едва войдя в магазин, я ощутил свое новое положение в городе. Хорошо же у них связь налажена. Только я появился в торговом зале, как одна из продавщиц тут же метнулась в служебные помещения и вызвала заведующую. Последняя любезно провела меня в подсобку и выложила несколько палок разнообразной колбасы, баночку красной икры и баночку черной, свежий хрустящий хлеб, рыбий балык, два набора шоколадных конфет, а также — банки зеленого горошка, болгарского лечо и консервированной ветчины.

— Сколько с меня? — поинтересовался я.

— Ничего! — отчеканила заведующая и добавила шепотом: — Личное распоряжение товарища Заболотного.

— Ну что ж, благодарю! Но я все же расплачусь.

— Заходите еще, товарищ Данилов!

Нагруженный пластиковыми пакетами, которые в СССР считались престижными и редкими, я вернулся к машине. Телохранительница помогла мне погрузить снедь в багажник, и мы поехали в Заречье. Мои оказались дома. Володька даже успел вернуться из школы. Былого идеального порядка в доме не чувствовалось — видно было, что хозяева готовятся к переезду. Нашему с Фросей появлению родня обрадовалась. Ксюха тут же кинулась накрывать на стол, а старший лейтенант Зудова взялась ей помогать.

— Мы с братишкой пока покалякаем, — сказал я, — позовите, когда будет готово.

— Обязательно! — откликнулась сеструха.

Володька отвел меня в свой закуток.

— Слушай, брательник! — заговорил я, без предисловий. — Сдается мне, что-то вы от меня утаиваете. А я не понимаю, чем заслужил такое недоверие?

Володька уткнулся глазами в пол.

— Тебе-то мы доверяем, — пробормотал он, — но ты же один такой на весь город.

— Какой такой?

— Ты не врешь, не притворяешься наставником молодежи, с нами обращаешься, как с людьми.