Уязвимее.

Вот они: толпятся на берегу, разинули рты. У того, что рядом с нами, в воде, лицо перекошено от страха и ненависти. Он замахивается веслом… Ныряю, унося Анечку на руках. Спешу на глубину.

Удар!

Мы всё дальше. Удары всё тише.

Ушли.

— Анечка, как ты?

Не отвечает. Не шевелится. Течение реки играет с ее волосами. Прижимаю дочь к себе. Больше я ничего не могу для нее сделать. Жду, жду, жду.

Проходит вечность. Моя девочка открывает глаза.

— …мне сон приснился. Плохой, страшный! Я проснулась, вижу — солнышко!

— Я же тебе говорила: днем лучше не показываться!

— Мне было холодно, мама. Я хотела согреться. Подплыла к берегу, а там он.

— Кто?

— Мальчик. Он в воду зашел. Я хотела с ним поиграть. Подплыла и обняла. Мама, он был теплый! Он был такой теплый! Мне стало хорошо-хорошо!

— И что было дальше?

— Он не хотел играть. Он вырывался. Терял тепло, остывал.

— Ты забрала его тепло, маленькая. Ты ведь хотела согреться?

— Я не хотела, чтоб он стал совсем холодный! Я его отпустила. Думала: он на солнышке отогреется, и я его опять обниму.

— А он?

— Кричать начал! Пошел к берегу, идет и кричит! Потом упал. Я помочь хотела, из воды высунулась, а они все как закричат! Я испугалась. Начало бабахать, дальше не помню…

— Не плачь, не надо. Здесь нас не достанут.

— Они злые? Да, мама?

— Люди не злые, Анечка. Люди за мальчика испугались. И нас с тобой испугались. Люди, когда боятся, бывают очень опасными.

— Мы разве страшные? Мы красивые!

— Мы красивые. Просто мы другие. Не такие, как эти люди. Не зря они нас боятся… Обещай мне, что больше не будешь так делать. Крепко-крепко пообещай!

— Как?

— Днем показываться. Людей обнимать.

— Я днем ни за что не выйду! Честно-честно. А обниматься… Они такие теплые, мама! А мне так холодно. Все время…

— Обещай не трогать людей. Слышишь?!

— Обещаю. Только как мне согреться?

— Мы что-нибудь придумаем, маленькая…

Впервые я солгала дочери.

Мы ничего не придумаем. Мы будем мерзнуть без живого тепла, сколько выдержим. А когда не останется сил терпеть, мы подкараулим беспечного человека. Обнимем, заберем его тепло — и ненадолго согреемся.

Он останется на дне, холодный и неподвижный. А мы захотим еще.

Я перестала считать дни и ночи. Я начинаю забывать, что такое «счет». Я-прежняя уходит, исчезает, растворяется. Если бы не сны, она бы ушла совсем. Сны держат: кусочки другой жизни.

Дом, друзья, соседи.

Саша.

Он приходит во снах чаще всего. Обнимает, согревает, шепчет на ухо что-то ласковое. Проснувшись, я не помню его слов. Помню тепло, покой, тихую радость. Желание быть вместе…

Любовь? Я забываю значение слов.

Все чаще мне кажется, что забрать чужое тепло — в этом нет ничего плохого. Кто-то станет холодным? Мертвым? Что с того? Мне нужно его тепло! Нам с Аней нужно. Зачем противиться своей натуре? Надо сделать это один раз, а дальше будет проще, много проще…

Совсем просто.

Наверное, от меня-прежней осталось больше, чем кажется. Та все никак не могла решиться на отъезд, надеялась, что пронесет. Я-нынешняя — жду, тяну, пока могу. Играю с Аней в догонялки. Мы ненадолго забываем о холоде, носимся меж водорослей и коряг, закручиваем головокружительные пируэты. Распугиваем стайки рыб, ныряем в темные бочаги…

Веселье уходит, вымывается. Мы носимся друг за дружкой уже по привычке.

Моя дочь.

За что ей эти мучения? Не лучше ли было сразу, с концами, чем вот так?

Он приходит в сумерках.

Я чувствую его приближение. Подплываю к мосту, прячусь в ряске. Солнце упало за горизонт, последние лучи скользят над берегом, не касаясь воды. Мост восстановили. Вместо камня (бетона? что такое бетон?!) положили бревна, сверху настелили доски.

Я жду.

Саша идет от разрушенного поселка. Ближе, ближе… Ступает на мост. Гулкий звук шагов. На середине моста он останавливается. Опирается на перила. Смотрит на воду. Он не видит меня, а я не могу оторвать от него взгляда. Зеленая одежда в мелких пятнышках — точь-в-точь разводы ряски на воде.