Да, да. Они усиливают собственное тело, но редко применяют чары в бою. Значит, близко к ней лучше не подходить.

– А вы кто? – спросила я вслух, стараясь, чтоб голос не дрогнул. – Не припомню, чтоб мы были знакомы.

Женщина сощурилась, скрестив руки под внушительной грудью.

– Ничего, у нас будет много времени, чтобы познакомиться. И разобраться, что ты такое.

– Вы отпустите Дино? – спросила я громче. – Он же вам больше не нужен.

Её это развеселило.

– О, да. И впрямь не нужен.

…если бы не Салли, я бы точно пропустила этот удар, и для нас бы всё закончилось. Но женщина из семьи Непентес не знала, что в моей голове нас трое – и повела себя неосторожно.

Салли заметила её движение ещё на старте; я отступила, передавая контроль над телом, а следующее мгновение женщина оказалась рядом с нами, совсем-совсем близко – и ухнула вперёд, теряя равновесие.

Она явно не ожидала, что я уроню беднягу Дино ей под ноги, а сама уклонюсь от удара – и сумею ударить в ответ коротким ножом с матовым чёрным лезвием.

Хорхе нисколько не приуменьшил – чары на кончике ножа подействовали практически мгновенно.

– Если бы это было так просто, – пробормотала я, спихивая с Дино толстенные, как столбы, ноги обмякшей чародейки. Хорошо, что она не на него упала, а то раздавила бы. – Поднимайся. И держись за моей спиной. Убить меня сразу они не рискнут.

Дино таращился на меня голубыми глазищами, точно призрака увидел.

– Ты точно Улла?

– Сейчас – да. Потом объясню, ладно?

Он кивнул и, пыхтя, встал на ноги, кое-как отряхиваясь. Хорошо; уже хорошо. И очень удачно, что он по-прежнему верит мне на слово.

– Так, минус один, – пробормотала я, снова оглянувшись на неподвижную груду мышц, в которую превратилась женщина из Непентес.

Скорее всего, она уже умерла, но угрызений совести не было ни на грамм, даже в душе ничего не шевельнулось – они убили Тони, отколошматили Дино и собирались пытать меня. Только голова порядком кружилась после двойной рокировки, а ещё немного тошнило и хотелось плакать – но это ничего, с этим можно справиться…

«Урсула, соберись. До финала ещё далеко».

Знаю, Йен.

Следующая троица нарисовалась практически одновременно – справа, слева, прямо, почти окружая меня. Воздух изменился на вкус, стал терпким, сладким, как дерево на спиле или специи; запах щекотал горло, и сознание начало меркнуть. Дино, который стоял за мной, снова повалился на мостовую, тряся головой, словно в ухо ему вода попала.

«Урсула, я сказал – соберись! – рявкнул Йен. – Быстро!»

Его образ возник передо мной, как наяву; электрически светлые глаза, лицо порочного художника, полные губы, розовый локон на лбу – и аромат олеандра, густой, живой, влажный.

Там, где есть один дурман, другому не место.

Когда я снова подняла взгляд, голова у меня была ясной, как никогда.

Итак, напротив нас – трое. И ещё чудовищные собаки перестали изображать дворняжек, роющихся в мусоре; скорее всего, они бросятся, если мы побежим, а зубы у них – будь здоров…

«Не думай о собаках, – оборвал меня Йен. – Наша проблема – эти трое, точнее всего один из них».

Ага, и я даже знаю кто. Вон тот тип в оранжевой куртке, который сверлит меня взглядом… Эло Крокосмия?

«"Крокосмия" означает "запах шафрана". Норма обладала особой способностью – ломать волю к сопротивлению и порабощать разум, не прибегая даже к чарам. Наверняка она передала её сыну. Однако эта способность была всего лишь неудачной копией. Тебе нечего бояться, Урсула, пока не начнётся настоящая битва».

Кажется, Йен улыбался, и от его призрачной улыбки меня морозом продрало по хребту.

…так кому же подражала Норма? Чью способность она копировала?

– Вот ты и обнаружил себя, Лойероз, – ощерился Крокосмия.

Его лошадиное лицо вытянулось, кажется, ещё больше и выглядело откровенно отталкивающим, и даже сообщники-чародеи явно старались держаться подальше, чтоб случайно не попасть под раздачу.

– Да вы что, правда, что ли? – пробормотала я. – И чем же, интересно?

Из подъезда выглянул облезлый кошак – то ли один из тех, кого Йен вытащил из каверны, то ли просто приблудный – и выгнул спину, вздыбливая шерсть. Может, из-за рокировок, а может, из-за всех этих чар и метаморфоз восприятие у меня начало трансформироваться, словно я снова вышла из своего тела – и видела не только то, что происходило передо мной, но и всё вокруг. Сама структура пространства изменялась. Оно сминалось, трескалось, и из разломов пялились выпуклые призрачные глаза и свешивалось что-то липкое и тягучее, как мёд. У дороги, на обочине, кувыркались в потоках невидимого ветра пушистые чёрные комочки, похожие на тот, что я подобрала в парке, а ещё один такой же, только белый и колючий, выглядывал из-под колеса роскошной красной машины на парковке.