Я достал всё для костра и занялся им, поручив Петру ставить палатку. Костёр быстро разгорелся. Тогда я развесил над углями котелки с водой и жидкой похлёбкой. Дела у Петра тоже шли хорошо: палатка уже стояла. Да и что с ней возиться? Она же самонадувающаяся! Выдернул клапан – и всё! Пётр побросал в палатку термоспальники. Я поставил на землю миски и разлил в них горячую похлёбку. Пётр сел на поваленный ствол дерева, задумчиво взял миску, но не притронулся к еде. Он чего-то ждал.

Вдруг раздался звук сломанной ветки. Я положил руку на рукоять топора и замер. Пётр улыбнулся и тихо сказал:

– Что ты тут делаешь?

Из темноты в круг света вошла девушка. Она выглядела замёрзшей и испуганной. На её лице не осталось ни следа той глупой беспечности, которая так меня раздражала. Она робко спросила:

– Простите меня… Можно я с вами посижу до рассвета?

– Садись, – сказал Пётр, уступая ей место.

Девушка, ещё более оробев, приблизилась и села на предложенное место. Пётр, кажется, был счастлив, будто получил, что хотел, но пытался свою радость скрыть.

– Ужин готов. Может, разделишь его с нами?

– Нет-нет, – быстро сказала девушка. – Я не голодна.

Я с удивлением посмотрел на неё. Похоже, она делала попытку сохранить своё достоинство. Это было хоть и наивно, но достойно уважения.

– Как тебя зовут? – спросил Пётр.

– Настя, – тихо ответила девушка и опустила глаза.

– Анастасия, значит, – проговорил Пётр. – Какое красивое имя, означает «воскресение». Воскресение для жизни, жизни вечной.

Девушка, наконец, оторвала взгляд от земли и подняла на Петра. Всполохи огня играли в её расширенных зрачках.

– Анастасия, – немного небрежно сказал Пётр, – мы сейчас будем ужинать. Тебя это не смутит? Потому что нас это смущает. Мы привыкли есть вместе и смущаемся, если кто-то не ест и смотрит на нас.

– Хорошо, я могу пока уйти.

– Нет, что ты! Давай лучше поужинаем вместе!

– Хорошо, я могу… чтобы вас не смущать…

Пётр победно посмотрел на меня. Я понял. Налил ещё одну порцию и передал Петру, а он подал девушке.

– Анастасия, у нас есть обычай благодарить за трапезу. Раз уж ты здесь, может быть, к нам присоединишься?

Оказалось, Анастасия уже успела набить рот едой. На этой фразе она зависла, вынула изо рта ложку и смущённо отставила тарелку.

– Да, а что нужно делать? – невнятно спросила она.

– Радоваться! – отозвался Пётр и, закрыв глаза, с чувством произнёс:

– Благодарим тебя, подающего радость нам и пищу, тепло огня и уют лесного пристанища! Благодарим тебя, пославшего нам гостью – Анастасию, и просим благословить нашу трапезу и наше общение!

– Да будет так! – со знанием дела отозвался я.

Анастасия низко наклонилась над тарелкой и её плечики вздрагивали. Похоже, она заплакала.

– Что-то похолодало… – вдруг сказал Пётр. Он повернулся ко мне и подмигнул. – Принеси, пожалуйста, термоодеяла.

Я залез в багажник, нашёл пару упаковок серебряных одеял и подал Петру. Он распаковал одно и укутал им Анастасию.

– Так нормально? – спросил он.

Настя, не поднимая головы, кивнула. Она не ела.

Пётр подсел к ней поближе и тепло спросил:

– Почему ты не ешь? Не вкусно?

– Почему же… вкусно. Очень вкусно! Я давно вот так вот хорошо не сидела и не ела.

– Не так, как обычно? – вдруг перешёл в наступление Пётр.

Анастасия вздрогнула и с укором посмотрела на него.

– Извини меня, – сразу отступил Пётр. – Ну, ты ешь, ешь.

Чай в котелке вскипел и был разлит по кружкам. Я молчал и с интересом наблюдал за действиями Петра. Он был прямо как тот, кто аккуратно разбирает завалы обрушившегося дома в надежде найти уцелевших.

Девушка продолжила есть, но уже как-то задумчиво. Пётр передал ей чай. Девушка взяла кружку озябшими руками, задрожала и вдруг… заговорила.

– Я не такая, не думайте. Я не такая!

– Не такая? – переспросил Пётр. – А какая же ты?

– Я ненавижу это, – тихо сказала Настя. – Вернее, ненавидела, но привыкла. Я даже стала думать, что всё делаю правильно. Ведь за столько времени, сколько я предлагала себя, ещё никто не отказался! А вы… отказались… Я сразу поняла, что вы – другие, но не могла это сразу принять и поступить по-другому. Я просто уже не помню, как поступать по-другому. Простите мне мою глупость!

Я был потрясён. Совершенно не ожидал такого поворота, это казалось просто чудом!