— Брагин! Какой тебе Рома?

— Ой…

Занесло малость…

— Виноват, товарищ старший лейтенант. Извините, не обижайтесь, ничего такого не хотел…

— Ладно, но за языком следи.

— Так точно, больше не повторится.

Он протягивает руку для пожатия:

— Ты молодец, действительно подловил меня. Но ничего, будем с тобой тренироваться и бойцов тренировать.

— Лады.

— Ну, ты Брагин, действительно фазан. Я, вообще-то, не спрашивал. Это типа приказ.

— Так точно, — с улыбкой киваю я. — Понял.

— Так, бойцы! — объявляет лейтёха собравшимся зевакам. — Желающие в рамках физподготовки заниматься самбо могут записаться. Список положу в ленинской комнате. Занятия будем вести я и Брагин. А теперь быстро по своим местам!

Все расходятся, а я иду в ленинскую комнату учить таблицу тревог. Вооружённое вторжение противника — красная ракета. Прорыв в сторону границы — зелёная ракета. Ёлки, сколько их всего… раз, два, три, четыре… Двенадцать, блин… И не перепутать. Ну спасибо, деда Лёня, когда бы я таким вещам полезным научился…

Вскоре за мной приходит часовой. У меня посещение. Это Витя с Максом. Они докладывают обстановку и приносят остатки «сувенирной продукции», утрамбованной в вещмешок. За ворота меня выпускают без проблем. Здесь с этим делом свободно, если никуда не уходить. Вите я даю приказ отбыть в Москву. Во-первых, двое мне здесь вряд ли понадобятся, ну и дела сердечные, опять же. Похоже, запал парень на Айгюль. Надеюсь, ей это на пользу пойдёт.

А вот Максу придётся пожить в Наушках. Буду его использовать для связи с внешним миром. Работёнка непыльная, конечно, но однообразная и скучная. Ежедневно прибывать сюда и получать распоряжения, либо ничего не получать и возвращаться в комнату, снятую неподалёку от вокзала. Делать ему там нечего, можно и затосковать. Но ничего, будем менять бойцов. Месяц на расслабоне — это почти что отпуск.

Я беру вещмешок и пру в казарму.

— Так, Брагин, чего несёшь? — останавливает меня старшина.

— Добычу, товарищ старший прапорщик.

— Какую ещё добычу? Тебе промышлять не положено, ты на государевой службе, а значит на всём готовом.

— Ну, так я для руководящего состава стараюсь.

— Чего у тебя там? Показывай.

— Взятка. Можно в каптёрку занести?

Он смотрит с сомнением, но кивает в сторону казармы.

— Давай взятку свою, — начинает он, когда мы заходим и показывает на стол.

Я выставляю пять бутылок.

— Ох… мать моя, женщина… Тебя ж начальник в землю зароет.

— С чего бы? — хмыкаю я. — Али он не любит огненную воду? Как-никак, Франция, не тяп-ляп.

— Воду огненную любит, а чтобы ему солдаты подносили не терпит.

— Ну, так я вам оставлю, а вы уж сами распределите между своими, что и кому надо. Нпогзу не говорите, что от меня.

— Как же ему не скажешь-то? Где бы я это добро взял?

— Клад нашли, — смеюсь я. — Андрей Владимирович, если я одну бутылочку для пацанов придержу, как думаете, беды не будет?

— Коньяка? — хмурится он. — Наглеешь, боец.

— Ну, как бы вы сыну своему сказали или племяннику? — улыбаюсь я.

— Беды не будет, только если не спалитесь и боевые задачи не сорвёте. Но это вы гарантировать не можете. А если майор засечёт, тогда именно беда и случится. Так что не стоит оно того. Да ещё и меня подставишь…

— Не подставлю, — мотаю я головой. — Могила. Давайте я у вас оставлю бутылку, а потом возьму. На День пограничника, например, или на Новый год. Если случай, конечно, представится.

— На кухню бы тебя за такие разговорчики, или толчок драить. Но ладно, оставляй. Я, может ещё и не отдам тебе. Видно будет. На дембель будешь уходить, тогда верну. Не вздумай только сказать кому, что меня в подельники взял.

— Да что вы, нет, конечно.

— Смотри у меня, — хмурится старшина, — племянник, твою мать.

— Сигареты ещё, — вытаскиваю я блок «Мальборо».

— Я такие не курю.

— Говорят, Белоконь курит. Ему отдайте. Если чего надо из дефицита, скажите. Раз в месяц могу доставлять.

— И как же это? — удивляется он.

— Приезжать ко мне будут.

— Каждый месяц что ли?

— Так точно.

— Ну, ты и кадр. Давай, рассказывай, за что награды имеешь, контрабандист.

— По секрету?

— По секрету всему свету. Не боись, кому знать не положено, не узнает.

Вечером происходит развод. Странно, конечно, но «утреннее» построение начинается в семь вечера. Это потому, что пограничные сутки стартуют не в ноль часов, а в двадцать. Меня ставят в тревожную группу. А это значит, как поясняют пацаны, помощь тем, кто назначен на хозработы, поскольку нарушения границы на нашем участке довольно редко случаются. Да и то, в основном, ложные срабатывания. Кому здесь шастать? Кругом степь, горы и топи на том участке, где река протекает.

Конец ознакомительного фрагмента.