– В такую ночь моя прекрасная госпожа не прогонит путника за порог?

Лина вздрогнула. Она чувствовала, что пол из-под её ног уходит куда-то в неизвестность. И опять твёрдая рука Арона поддержала её именно в тот момент, когда так необходима была эта поддержка. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь привести в себя обезумевшее сердце, и жестом позвав спутника за собой, начала подниматься по лестнице. Оглянувшись, она увидела его удивлённый взгляд.

– Ты… не любишь лифты? – задал он вопрос; но, спросив, сразу пожалел об этом, увидев испуганный взгляд девушки.

– Я… всегда поднимаюсь пешком, – ответила та.

– Как будет угодно, – поспешно произнёс Арон, видимо, опасаясь, что теперь его вообще могут не впустить в дом.

Войдя в квартиру, Арон огляделся. Почему-то Лина была уверена в том, что юноша привык к более роскошной обстановке, чем та, что была в её тесном жилище. Панцирная кровать стояла возле окна с большим подоконником, на котором часто сидела Лина, обозревая окрестности. Круглый стол с изогнутыми ножками служил как для обеда, так и в те моменты, когда было необходимо что-то написать. Хотя писала она дома очень редко. Лишь пару раз за последний год, когда брала работу, которую не успела сделать в кафе, на дом. Ещё в комнате находились два деревянных стула: один около стола, другой – возле кровати. Из аппаратуры был один только старый проводной телефон, занимающий деревянный стул, стоящий у кровати. Ни телевизора, ни радио, ни компьютера – ничего из того, что является атрибутом любой современной квартиры – у девушки не было. Лина подумала, что квартира Паши, наверное, понравилась бы Арону больше, чем её маленькая конура.

Чтобы прервать затянувшееся молчание, хозяйка предложила гостю кофе или чай, от которых тот, не задумываясь, отказался. Дождь всё так же лил, покрывая окно полупрозрачным узором, сквозь который практически ничего не было видно. Арон стоял посреди комнаты, не решаясь сесть, пока ему не будет предложено. Лина мимоходом заметила, что её провожатый каким-то непостижимым для неё образом, в отличие от неё самой, оказался совершенно сухим. Но девушка не стала задавать ему вопроса о том, как это у него получилось. Она даже не совсем была уверена, что всё происходящее с ней сегодня – не сон, настолько много случилось странного и необъяснимого в этот день.

– Что же нам делать? – обречённо спросила Лина, взглянув на разбушевавшуюся за окном природу.

Ответом была улыбка и странное предложение:

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Лина взглянула в глаза Арона, снова почувствовав то наваждение и власть, которую имел над ней его взгляд; и во взгляде этом не читалось ни усмешки, ни чего-либо ещё, что могло бы обидеть её, он не смеялся над ней, а просто ждал ответа на свой вопрос, желая рассказать ей какую-то историю. И почему-то Лине показалось, что история эта очень важна, настолько важна, что ради неё можно пожертвовать ночным сном перед днём напряжённой работы. Девушка кивнула, снова покрывшись лёгким румянцем.

– Можно присесть? – Арон не отпускал взгляда Лины, и она с ужасом подумала, что, должно быть, он знает о власти, которую почему-то обрёл над ней в тот момент, когда она впервые увидела его. Она не могла сказать «нет», глядя в его глаза.

И Лина снова молча кивнула. Арон подошёл к кровати и сел на покрывало, на секунду отпустив её душу.

– Иди сюда, – тихо позвал он.

Девушка подошла. Он усадил её рядом, невольно, всего на мгновение коснувшись руки (в тот момент Лине показалось, что какая-то огромная хищная птица накрыла её своим крылом, защищая, словно неоперившегося птенца), и начал рассказ.

– Это было давно, очень давно. Героев у этой истории много, но главных звали Арон и Лина. Так же, как нас, – улыбнулся Арон немому вопросу в её глазах. – И начиналось это так… Вековые дубы толщиной более чем в два человеческих обхвата ограждали небольшую лесную поляну настолько же древнюю, как и мир, в котором она находилась…

Вековые дубы толщиной более чем в два человеческих обхвата ограждали небольшую лесную поляну настолько же древнюю, как и мир, в котором она находилась. Множество ночных звуков создавало однообразный фоновый шум. Но стоило только прислушаться, как можно было различить громкое кваканье лягушек на тёмном болоте, расположенном примерно в километре от поляны, уханье филина где-то глубоко в чаще дубов, стрекотание ночных насекомых и ровное дыхание огромного чёрного дракона, спящего в близлежащей каменной пещере, по преданиям в незапамятные времена украшенной человеческой рукой. Новолуние делало ночь более тёмной и зловещей. Скрип подгнивших болотных деревьев отдавался эхом в ночной тиши, напоминая жуткие стоны и наводя страх на обитателей ночного леса. Всё было как всегда, но этот день был особенным. Монахи-хранители ровно семь лет ждали его наступления. И сейчас трое из них, одетые в длинные балахоны, скрывающие очертания их тел, ожидали знака свыше, о котором писали основатели их религии семь тысяч лет назад. Именно в этот момент должно было свершиться то, чего ждали они всю свою жизнь, и что должно было в ближайшем будущем привести к смерти двоих из них. Монахи затаили дыхание, почувствовав приближение назначенного часа, и в тот же самый миг весь мир замер. Больше не было ни одного звука вокруг. Ни пение ночных птиц, ни крики лягушек, ни даже стоны деревьев на болоте – ничто не смело нарушить установившуюся тишину, заполнившую собой безлунную ночь. Монахи знали, что в этот момент не только на их землях, но и на землях, расположенных за границей Драконьих гор, куда до сих пор не было пути живущим в Долине Хранителей, ни одно мёртвое или живое существо, ни один предмет, созданный природой или рукой человека, не издал ни единого звука. Тишина звенела в ушах людей, стоящих на поляне. Тишина звенела в ушах всех, не спящих в этот полуночный час. Она звала, манила ожиданием чего-то огромного, приходящего в тот момент в мир живых. Ровно минуту природа испытывала своих обитателей, но как только минута прошла, звуки вернулись вновь, словно и не исчезали.

– Свершилось! – выдавил из себя шёпот один из стоящих на поляне.

Монахи одновременно откинули капюшоны и подняли взгляды к звёздному небу в поисках подтверждения тому, что только что почувствовали. Яркий свет новой звезды, появившейся чуть восточнее места, где находилась дубовая чаща, скрывающая поляну, высветил лица троих мужчин, стоящих на ней. Старший из них уже перешагнул пятидесятилетний рубеж. Его когда-то красивые, волнистые каштановые волосы посеребрила седина, тонкие губы улыбались, словно их обладатель купался в тёплом свете рождённой звезды, черты лица выражали врождённое благородство, которое не портили даже глубокие морщины, исполосовавшие его лоб, и мелкой сеткой расположившиеся вокруг миндалевидных карих глаз. В этом человеке было столько уверенности, что просто не могло возникнуть мысли, что он может быть хоть в чём-то неправ. Среднему было двадцать пять. Голубоглазый блондин, он свёл бы с ума многих девушек, если бы не монашеское одеяние и не по возрасту серьёзный взгляд. Рядом с ним возникало ощущение покоя и защищённости, чувствовалось, что какова бы ни была ситуация, он не пожалеет собственной жизни, оберегая жизни тех, кто находится подле него. Младший был совсем юн. От роду семнадцати лет, он смотрел на мир широко открытыми серыми глазами. Детский взгляд на жизнь, сочетающийся с самоотверженностью и юношеским максимализмом делал его сильным духом и уязвимым одновременно. Сейчас он восторженно смотрел на новую звезду, вспоминая древние легенды и абсолютно забыв о том, что её рождение, возможно, означает его смерть. Резкий порыв ветра раздул простые серые одеяния монахов, до этого крупными складками спадающие до земли. Затем, переменившись, обтянул одеждами не по-монашески хорошо сложенные, мускулистые тела мужчин, стоявших на ночной поляне. Звезда медленно уменьшила сияние, исчезнув в темноте ночного неба, ветер стих, фигуры монахов вновь окутал мрак безлунной ночи, скрыв их от взглядов обитателей леса.