– Всем разойтись!

Женщины взвизгнули, отпрянули, словно круги на воде. Директора шатало. Одной рукой он держался за голову. Волосы надо лбом смокли от крови. Алевший около рта свежий кровоподтек издали напоминал улыбку клоуна. Протасов взял красавца под локоть, доволок до уазика и утрамбовал на заднее сидение.

К следователю подскочила Надежда Дмитриевна. У нее на скуле тоже лиловел синяк, должно быть, мамочки, пытаясь добраться до директора, дрались между собой.

– Вы его арестовываете?

– У следствия нет оснований, – крикнул Протасов, усаживаясь за руль. – Но от греха подальше пусть посидит у меня в камере. Не хватало мне тут еще одной уголовки.

Хлопнула водительская дверь. Резко взвизгнули тормоза.

У себя в прихожей Лариса Георгиевна ощутила, что ноги её не держат. Дома никого не было, но на подзеркальнике лежала записка от Юры.

«Прибыла поисковая группа из Мурманска, работаем дальше. Не жди к ужину».

Лариса Георгиевна посмотрела на часы. Без четверти пять. Настя давно должна была вернуться из школы. Куда она могла подеваться? Может подружки знают? Кому звонить? Кате или Свете?

Лариса Георгиевна набрала Овчинниковым. Трубку сняли после второго гудка.

– Слушаю, – раздался бодрый девичий голос.

– Света?

– Я самая.

– Это мама Насти Каратаевой, ты случайно не знаешь, почему ее нет дома?

– Знаю, – тут же сообщила Света. – Настюха на отлично выступила с докладом на этнографическом кружке. Наташа пригласила ее к себе домой. Настюха спит и видит, как бы посмотреть на артефакты саамов. Говорят, в квартире у Наташи их полно…

– Спасибо, Света.

– Да не за что. Настюхе привет передавайте.

– Передам.

Лариса Георгиевна положила трубку. Задумалась. С чего бы директрисе звать Настю к себе? С тех как пор как погиб муж Наташи, она приглашала гостей очень редко. Лариса Георгиевна не помнила ни одного такого случая. Да и слухи ходят странные. Лариса Георгиевна считает их сплетнями, которые почему-то поддерживают менее удачливые, чем Наташа преподаватели.

А вдруг, правда?

Ларисе Георгиевне сделалось тревожно. Ей показалось, будто с Настей вот-вот произойдет что-то ужасное, непоправимое. Явиться незваной к Наташе будет, конечно, страшной бестактностью, но там дочь!

Двухэтажный деревянный дом за продуктовым магазином – одно из самых старых зданий в городке. Его построили в пятидесятых, когда на базу прибывали первые офицеры. Наташиному мужу, капитану второго ранга, выделили в этом доме трехкомнатную квартиру.

И вот странность, все двухэтажки, близнецы этого дома, давно снесли из-за ветхости, а Наташин стоит как новенький.

Лариса Георгиевна вошла в темноватый подъезд. Здесь против ожидания не было ни затхлости, ни дурных запахов. Лестница, по которой она поднялась, оставалась крепкой и лоснилась, отполированная множеством ног. Дверь Наташиной квартиры была аккуратно обита бежевым дерматином. Лариса Георгиевна позвонила.

Тишина. Лишь легкий шорох метнулся за дверью.

Немного повременив, Лариса Георгиевна нажала на кнопку звонка снова. На этот раз дверь приветственно и бесшумно распахнулась. Но хозяйка встретить гостью не вышла.

– Наталья Сергеевна, вы дома?

Ни звука.

– Настя у вас?

Не дождавшись ответа, Лариса Георгиевна переступила порог. Тесная прихожая почему-то пахла хвоей. На рогатой вешалке весьма мало одежды, зато на ней висят какие-то ленточки и колокольчики. Лариса Георгиевна увидела розовую куртку Насти и ее аккуратно поставленные под вешалку сапоги.

Дверь в спальню – пригласительно открыта. Лариса Георгиевна заглянула. Небольшая кровать, застеленная тускло-серым узорчатым покрывалом, пузатый сундук под окном, письменный стол в углу, над ним полка с книгами.

В гостиной – высокое дубовое кресло, обитое грубой тканью, явно расписанной от руки: медведями, оленями, зайцами и лисицами. У окна – столик на резных ножках. Голая столешница выскоблена добела. На полках, шкатулки, плетенные из бересты, рядом костяные амулеты из оленьих рогов, подвески с витиеватой резьбой.

– Наталья Сергеевна? – негромко позвала Лариса Георгиевна.

Собственный голос показался глухим, далеким. Внезапно накатила дремота, то ли от усталости, то ли от гипнотического пения:

«Матерь деток пасет.

Матерь стадо ведет,

Матерь несмышленышей

Бережет.

Матерь спать повалится,

Да не спит она, все глядит она,

Не грозит ли где деткам маленьким

Вражья рать.

Вот и детки спят, и ребятки спят,

Ножки вытянув, лежат…»

Фоном слышалось тихое жужжание. Вроде назойливое, невыносимое, но, если постоять, послушать… Невероятное блаженство накатывает, и легко на душе становится.