Первое, что стоит отметить, – это то, что во всей северо-восточной части Соединенных Штатов ученые смогли найти только пятьдесят пять школ, которые соответствовали этому очень скромному определению «эффективных».

Затем исследователи изучили эти школы, чтобы выяснить, какие качества у них были общими. Из пяти выделенных ими факторов два показались мне решающими: (1) если ученики не учились, школы не обвиняли ни их самих, ни их семьи, происхождение, окружение, нервную систему или что-то еще, таким образом, школа не снимала с себя ответственность за результаты работы или их отсутствие; (2) когда что-то, что учителя делали в классе, не срабатывало, они прекращали это делать и пытались заняться чем-то другим, таким образом, они отвергали неудачные методы, а не детей.

Если бы мы смогли убедить больше учителей и директоров школ мыслить подобным образом, мы бы вскоре увидели улучшения. Но, по-видимому, мало шансов на то, что это произойдет в ближайшем будущем. Все тенденции указывают в другую сторону. Чем хуже результаты, тем чаще школы заявляют, что они поступают правильно и это не их вина.

Последнее замечание. Разрушение интеллекта детей, которое я здесь описываю, происходило уже более двадцати лет назад.

Большинство детей в школе терпят неудачу.

У многих это проявляется явно. Почти 40 процентов тех, кто поступает в старшую школу, бросают ее, не закончив. Для колледжа этот показатель составляет около 30 процентов [1] .

Другие дети терпят неудачу в скрытой форме. Они заканчивают учебу только потому, что мы согласились переводить их в каждый следующий класс и затем выпустить из школы, независимо от того, знают они что-нибудь или нет. Таких гораздо больше, чем мы думаем. Если мы «повысим наши стандарты», как того хотели бы некоторые, мы очень скоро узнаем, сколько подобных детей всего. Наши школы будут переполнены учащимися, которые не смогут сдать экзамены, чтобы перейти в следующий класс.

Но есть более важный аспект, в котором почти все дети терпят поражение: за исключением горстки учеников, большинству удается развить лишь крошечную часть огромной способности к обучению, пониманию и творчеству, с которой они родились и которой они в полной мере пользовались в течение первых двух-трех лет своей жизни.

Почему так происходит?

Потому что боятся, скучают и сбиты с толку.

Больше всего на свете такие дети боятся провалиться, разочаровать множество встревоженных взрослых или вызвать их неудовольствие, так как безграничные надежды и ожидания в отношении них нависают над детскими головами подобно туче.

Им скучно, потому что то, что им дают и велят делать в школе, настолько тривиально, настолько уныло и предъявляет невероятно ограниченные требования к широкому спектру их интеллекта, способностей и талантов.

Эти дети сбиты с толку, потому что большая часть потока слов, который обрушивается на них в школе, имеет мало смысла или вообще бессмыслена. Это часто категорически противоречит другим вещам, которые им говорили, и вряд ли когда-либо имеет какое-либо отношение к тому, что они действительно знают, – к грубой модели реальности, которую они носят в своем сознании.

Как происходит этот массовый сбой? Что на самом деле происходит в классе? Что делают дети, которые терпят неудачу? Что происходит у них в головах? Почему они не используют больше своих возможностей?

Эта книга – приблизительный и неполный отчет о поисках ответов на данные вопросы. Все началось с серии заметок, которые я писал по вечерам для моего коллеги и друга Билла Халлу, за чьим пятым классом я наблюдал, преподавая в нем. Позже эти заметки были разосланы другим заинтересованным учителям и родителям. Небольшая их часть и составляет эту книгу. Материалы были лишь немного поправлены, отредактированы и разделены по четырем основным направлениям: «Стратегия»; «Страх и неудачи»; «Настоящее обучение»; «Что не так со школами». В части «Стратегия» рассказывается о том, как дети пытаются соответствовать требованиям, которые взрослые предъявляют к ним в школе, или уклоняться от них. Часть «Страх и неудачи» посвящена взаимному влиянию страха и неудачи на детей и воздействию этого на стратегию и обучение. Часть «Настоящее обучение» рассказывает о разнице между тем, что дети как будто знают или от них ожидают, что они будут знать, и тем, что они знают на самом деле. Часть «Что не так со школами» анализирует способы, с помощью которых образовательные учреждения поощряют плохие стратегии, сеют страхи у детей, давая знания, которые часто являются фрагментарными, искаженными, недолговечными и, как правило, не отвечающими реальным потребностям учащихся.

Эти четыре темы не изолированы: они накладываются друг на друга и сливаются друг с другом. Это лишь разные способы смотреть на мышление и поведение детей и размышлять о них.

Необходимо пояснить, что эта книга не о чрезвычайно плохих школах или отсталых детях. Школы, в которых происходили описанные здесь события, являются частными учреждениями с самыми высокими стандартами и репутацией. За очень немногими исключениями дети, чья работа здесь описана, имеют интеллект значительно выше среднего и, судя по всему, успешны и находятся на пути к поступлению в «хорошие» университеты. Друзья и коллеги, которые понимают, что я пытаюсь сказать о вредном влиянии современного школьного образования на характер и интеллект детей, и которые посетили гораздо больше школ, чем я, говорят мне, что учреждения, которые я не видел, ничуть не лучше тех, что представлены у меня, а очень часто бывают и похуже.

Не могу выбросить Нелл из головы. Когда она сегодня говорила со мной о дробях, казалось, что ее ум отказывался понимать. Разве это не необычно? Десятилетние дети сопротивляются пониманию, не прилагают никаких усилий, чтобы понять; но редко бывает, что они схватывают идею, а затем отбрасывают ее. Ведь так? Но, похоже, именно этим Нелл и занималась. Несколько раз она пыталась следить за моими словами и действительно выполняла ряд шагов. Затем, как только казалось, что до нее вот-вот дойдет смысл, она качала головой и говорила: «Я этого не понимаю». Может ли ребенок быть кровно заинтересован в неудаче? В чем тут может быть дело? Марта, играющая в игру с числами, часто поступает точно так же. Она не понимает, не хочет понимать, не слушает, когда ей объясняют, а потом говорит: «У меня все перепуталось».