В качестве яркого примера неправильного подхода Путин привел отказ от ядерной энергетики и углеводородного топлива, а также «абсолютизацию» возобновляемых источников энергии, которую он уподобил «заметанию мусора под ковер». Признав, что «ветровая генерация хороша», он стал описывать ее негативное воздействие на окружающую среду: «Про птиц разве вспоминают в этом случае? Сколько птиц гибнет? Они так трясутся, что червяки вылезают из земли» [67] . Комфортно ли будет жить на планете, вопрошал он, «уставленной частоколом ветряков и покрытой несколькими слоями солнечных батарей?» [68]

На другой международной конференции, в апреле 2019 года, Путин заявил, что относительные доли источников энергии в мировой экономике в будущем останутся примерно неизменными. «Перехода мы не видим ‹…› пока критического перехода от углеводородов к возобновляемым источникам нет. Критического с точки зрения тех, кто добывает нефть, газ и уголь». Он допускал, что нас могут ждать более низкие цены на нефть, но настаивал на том, что российская нефть останется прибыльной при продаже за 30 или 35 долларов за баррель. «Я здесь не вижу вообще никаких угроз по большому счету ‹…› Никаких угроз для нас просто не вижу, их не существует» [69] .

В качестве альтернативы, продолжал Путин, существуют «природоподобные технологии, которые воспроизводят естественные процессы и системы». Один из них – ядерный синтез, который «фактически является подобием производства тепла и света в недрах нашей звезды – в недрах Солнца». Таким образом, утверждал он, единственный путь вперед – это использовать еще больше высоких технологий, чтобы обеспечить чистую электроэнергию и другие решения, которые потребуются. Прогресс и рост остаются высшим благом.

Несмотря на эти резкие слова, Путин все больше осознает необходимость оборонительных действий, по крайней мере в том, что касается зависимости России от нефти. На встрече с международными инвесторами в октябре 2020 года Путин заявил, что Россия уже приняла необходимые фискальные меры для уменьшения зависимости бюджета от нефтяных доходов. «Структура потребления будет меняться, – сказал он, – но она будет меняться медленно» [70] .

К осени 2020 года процесс обращения Путина в климатическую веру, казалось, наконец завершился – но опять же, только перед международной аудиторией. Выступая на ежегодной конференции на Валдае, Путин дал самую наглядную из своих характеристик «крайне негативных» последствий, с которыми могут столкнуться российская экономика и население, особенно от таяния вечной мерзлоты. По его словам, таяние вечной мерзлоты не только угрожает трубопроводам и зданиям, но и грозит выбросом огромного количества метана, вызвав тем самым эффект позитивной обратной связи – чем выше температура, тем больше метана, – которая может выйти из-под контроля, и если этот процесс будет развиваться, то на Земле в конечном итоге станет так же жарко, как на Венере [71] .

Откуда Путин берет свои идеи об изменении климата? По-видимому, не от самих климатологов. Скорее всего, более важное влияние на представления Путина оказывает Сергей Иванов, давний союзник Путина еще со времен Санкт-Петербурга, о котором Путин однажды сказал, что с ним у него есть «чувство локтя». Проработав во время правления Путина на различных руководящих должностях, Иванов в настоящее время является членом Совета безопасности и назначен специальным представителем президента по охране окружающей среды, экологии и транспорту. Но Иванов скептически относится к изменению климата и мало интересуется вопросами окружающей среды, за исключением, что любопытно, защиты восточносибирских леопардов и тихоокеанских дельфинов. В телеинтервью в 2017 году Иванов сказал: «Для того чтобы делать далеко идущие выводы, нужны научные данные за период по крайней мере в тысячу лет. У человечества же пока что есть данные только лет за сто. А это – ничего, просто ничего». Как и с путинским упоминанием Венеры, источник этого утверждения неизвестен [72] .

В целом, что бы он ни говорил перед международной аудиторией, Путин по-прежнему не проявляет большого энтузиазма в качестве борца с изменением климата. Это, в свою очередь, воодушевляет консервативный лагерь. Даже в ближайшем окружении Путина существует сильная консервативная оппозиция всему, что может ограничить свободу действий российских компаний. Это отчетливо проявилось в ходе развернувшейся в 2015 году борьбы по поводу ратификации Парижского соглашения.

В 2015 году, на третий год третьего срока Путина, на крупной международной конференции в Париже, после долгих переговоров было подписано международное соглашение, в соответствии с которым стороны обязались проводить политику, которая к 2050 году ограничила бы потепление атмосферы двумя градусами Цельсия по сравнению с доиндустриальным уровнем. Парижское соглашение не налагало никаких новых юридических обязательств и, таким образом, было, по сути, добровольным.

Но участие России в соглашении требовало ратификации правительством, и это вызвало сильное сопротивление со стороны российского делового сектора. РСПП решительно выступил против ратификации, направив Путину несколько писем с предупреждением об ущербе для российской экономики в случае введения в России каких-либо мер, обсуждавшихся в Париже, в частности налога на выбросы углерода [73] . Столкнувшись с этим сопротивлением, Путин заколебался. Хотя в Париже он высказался в пользу соглашения, теперь он отложил его ратификацию более чем на три года.