Еще одним недавним событием стало назначение в декабре 2020 года одного из самых известных российских либеральных реформаторов Анатолия Чубайса спецпредставителем Путина по вопросам климата. До этого Чубайс возглавлял «Роснано», государственную компанию, созданную для продвижения инноваций в сфере высоких технологий. В этом качестве он сыграл важную роль в продвижении возобновляемых источников энергии в России, как будет говориться в главе 5. Но Чубайс потерял эту работу, когда «Роснано» вошло в заново переименованный и расширенный фонд венчурного капитала в сфере высоких технологий под названием ВЭБ.РФ [31] , и его назначение в качестве спецпредставителя – как сообщается, неоплачиваемого и без своего штата – может быть не более чем утешительным призом или декорацией для международного потребления [32] . Возможно, знаменательно, что когда недавно назначенный президентом Джо Байденом специальный «царь» по вопросам климата, Джон Керри, провел свою первую официальную встречу с российским коллегой для обсуждения климата, то этим человеком был Эдельгериев, а не Чубайс [33] .

В центре этого запутанного клубка находится президент Путин. Его публичные взгляды со временем эволюционировали в сторону большего признания реальности изменения климата, но он отрицает какие-либо ужасные последствия для России в ближайшем будущем. Его настоящие взгляды трудно отследить, потому что, как мы увидим, он говорит об изменении климата на двух разных языках. Перед международной аудиторией, когда ему не избежать этой темы, он говорит об изменении климата часто, иногда даже экспромтом. Напротив, перед домашней аудиторией он почти никогда не упоминает об этом, за исключением того, что время от времени вмешивается в конкретные экологические эпизоды, такие как разливы нефтепродуктов, пожары или вывоз мусора. Путин, казалось, стоял перед дилеммой: с одной стороны, он хотел убедить мир, что в том, что касается изменения климата, Россия является ответственным членом мирового сообщества; с другой стороны, он хотел предотвратить превращение изменения климата в катализатор внутренней политической оппозиции. И только в конце апреля 2021 года в своем ежегодном президентском послании Путин, наконец, так сказать, перешагнул политический Рубикон, призвав перед лицом Федерального собрания и общенациональной телеаудитории к решительным действиям России в ответ на угрозу изменения климата, хотя пока и не называя конкретных мер. (Я рассмотрю возможные причины этого сдвига ниже в этой главе [34] .) Однако эта публичная двойственность не должна вводить в заблуждение: Путин стоит во главе системы, которая зависит от экспорта углеводородов из России. Совершенно ясно, что он заодно с консерваторами и скромные меры в отношении климата, принятые им на сегодняшний день, устанавливают пределы реальных действий России.

Чтобы проиллюстрировать эти темы, в этой главе предлагается краткий исторический обзор, за которым последует анализ эволюции позиций основных игроков.

Современная история изменения климата начинается в конце 1950-х – начале 1960-х годов, когда ученые как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе стали наблюдать повышение концентрации CO2 в атмосфере. Еще в 1965 году американские ученые предупредили Белый дом о возможных вредных последствиях глобального потепления, вызванного парниковым эффектом. Их предостережения основывались на тщательных измерениях концентраций CO2, проведенных Чарльзом Килингом в Мауна-Лоа на Гавайях начиная с 1950-х годов, которые решительно подтвердили устойчивый рост выбросов CO2, описываемый тем, что известно сегодня как кривая Килинга [35] .

Советские коллеги не слишком от них отставали, а в некоторых отношениях даже опережали. География традиционно была сильной областью научных исследований в России, включая такие области, как климатология, гидрология и геоморфология, с исследовательскими институтами, разбросанными по всей стране [36] . Одним из первых российских ученых, предположивших, что парниковый эффект может вести к глобальному потеплению, был климатолог Михаил Будыко, который начал писать на эту тему в начале 1960-х годов. Будыко был первым, кто разработал количественную модель климата, которая связала растущую концентрацию CO2 в атмосфере со сжиганием ископаемого топлива человеком. Первая советская конференция по изменению климата и его возможному антропогенному происхождению состоялась в Ленинграде (сегодняшнем Санкт-Петербурге) в апреле 1961 года. Десятилетием позже, в 1972 году, Будыко опубликовал монографию «Влияние человека на климат». Он также широко пропагандировал свои идеи в советской популярной прессе, познакомив с идеей изменения климата более широкую читательскую аудиторию [37] .

В 1970-х годах, пользуясь атмосферой разрядки между Востоком и Западом, господствовавшей на протяжении большей части десятилетия, советские климатологи наладили тесный контакт со своими коллегами на Западе. К тому времени советские географы измерили устойчивую тенденцию к потеплению в России, которая с тех пор составляла в среднем 0,43 °C за десятилетие, что примерно вдвое выше среднемирового показателя. Рост был особенно заметен в северных широтах России. В 1980-х годах, когда Советский Союз начал открываться при Михаиле Горбачеве, советские и западные географы совместно создали Межправительственную группу экспертов по изменению климата (МГЭИК), заявленной целью которой было доведение результатов научных исследований не только до лиц, принимающих решения, но и до широкой общественности; с тех пор она продолжает играть важную роль в вопросах изменения климата. Таким образом, к концу 1980-х годов советские климатологи уже на протяжении двух десятилетий были активными участниками международного климатического сообщества.

К этому времени, однако, более насущные заботы затмили собой все еще мало кому известные споры по поводу изменения климата. В конце 1991 года Советский Союз распался, и последовавшие за этим политические и экономические потрясения ослабили российское государство и экономику на следующие пятнадцать лет. В этот период государственное финансирование климатологических исследований в России в значительной части было прекращено и прогресс в изучении климата остановился. Тем не менее многие российские ученые продвигались вперед самостоятельно, пользуясь возросшей открытостью России для внешнего мира, чтобы укреплять свои профессиональные связи с западными коллегами и принимать участие в растущем сообществе, занимающемся вопросами изменения климата [38] .

Международная конференция по изменению климата, состоявшаяся в Киото в 1997 году, ознаменовала собой серьезное изменение в политике изменения климата во всем мире. До того времени изменение климата было предметом обсуждения в основном внутри узкого круга ученых и отдельных официальных лиц. Начиная с Киото оно стало глобальной политической проблемой.

Конференция была созвана для того, чтобы впервые установить обязательные цели и механизмы сокращения выбросов парниковых газов. Но в своей почти цирковой атмосфере она выродилась в стычку между развитыми и развивающимися странами, а также между европейцами и американцами. Развитые страны хотели, чтобы лимиты выбросов были обязательными для всех; развивающиеся категорически отказывались соглашаться на это. Европейцы хотели значительно сократить выбросы CO2; американцы и слышать об этом не хотели. Итоговый протокол содержал столько изъянов, что администрация Клинтона даже не представила его в сенат, зная, что он не будет ратифицирован, и администрация Буша окончательно его похоронила. К 2004 году Киотский протокол ратифицировали 54 страны, но для его вступления в силу требовался еще один голос. Россия, которая также еще не ратифицировала его, теперь встала перед необходимостью принять решение. Как следовало проголосовать?

К этому времени международная известность Киотской конференции и последовавших за ней политических споров привлекли внимание высших должностных лиц в российском правительстве. Перспектива проектов в области экологически чистой энергии, вытекающая из соглашения, стимулировала конкуренцию между министерствами, особенно между Министерством экономического развития и торговли и Министерством природных ресурсов [39] .

Президент Путин до того времени не занимал никакой определенной позиции по вопросу изменения климата. Его случайные замечания по этому поводу наводили на мысль, что, по его представлениям, для России последствия изменения климата были скорее позитивными, чем негативными. (Одной из первых его реакций была шутка о том, что изменение климата позволит россиянам «сэкономить на шубах».) Тон раннего путинского Кремля был весьма скептичным. Его старший экономический советник того времени, Андрей Илларионов, был известным отрицателем глобального потепления, который вел единоличную кампанию против концепции изменения климата как в российских, так и в международных средствах массовой информации. Как широко известно, он называл Киотский протокол «тоталитаризмом», «ГУЛАГом» и «глобальным Освенцимом» [40] .