— А с ней?

Семенова опять сбилась с пафосного настроя. Опустила на меня взгляд и, скрестив руки на груди, тихо спросила:

— Ты и впрямь дурачок юродивый али притворяешься? С чем «с ней»?

— А с информацией я долго протяну? — довольно нагло поинтересовался я, ни капли не веря в то, что происходит. Точнее, в то, что со мной беда приключилась и завтра с утра я к психиатру схожу за советом, я уже понял. Не верил я в то, что все это взаправду со мной творится.

— Это уже как пойдет. Смотря как ты, идиот безмозглый, этой информацией воспользуешься.

— А если…

— БДИ, ВНЕМЛИ И НЕ ПЕРЕБИВАЙ! — взревела старуха, стремительно взлетев под самый потолок и почернев лицом. На кухне сразу же потускнели все лампочки, стало вдруг холодно, как в склепе.

А еще мне стало страшно. Нет, действительно страшно. Прямо на чистых щах вам говорю — жути старуха (а сейчас она выглядела именно так, как и должно выглядеть столетней покойнице) нагнала на меня изрядно. Но испугался я не столько ее вида и спецэффектов, сколько другого понятия. Императивные галлюцинации (то есть те, которые не просто являются, а еще и повелевают тебе что-то сделать) — это уже приговор. Если с обычными видениями еще худо-бедно можно как-то смириться, то с теми, которые тебя что-то делать заставляют, уже ничего не поделаешь. С ними ты становишься опасен для общества. Такие галлюцинации и до смертоубийства довести могут, и до прочих общественно опасных поступков.

Была у меня одна пациентка, которая шмеля в глазу видела.

— Сидит, — говорила, — гад, и язык мне показывает.

Бабушку эту мы быстренько с неврологами на предмет инсульта покрутили, не нашли ничего, да и отправили ее в плановом порядке к психиатру. То галлюцинация простая была. А другой случай был у меня еще в колледже, там МЧСник один белку словил, делирий алкогольный по-научному. Так с ним бог говорил и приказы раздавал. Вот мы с ним тогда намучились, доложу я вам! Этот хилый с виду мужичок пытался тогда моего одногруппника поцеловать, такой вот странный отдал ему бог приказ. Сначала просто предложил, но, получив четкий отказ, начал обнимать и липнуть. А после полез в атаку, да так настырно, что мой одногруппник даже готов был сдаться. Как сейчас помню, МЧСник Алика душит, тот кряхтит, а вырваться не может.

— В щечку, только в щечку! — кричит Алик, а я тем временем пополам складываюсь от смеха, настолько комичной в моменте была ситуация.

После мы, конечно, того МЧСника скрутили. Я, Альберт, два санитара и две медсестры крепкой комплекции. На всю жизнь запомнил, насколько опасными бывают пациенты с императивными галлюцинациями.

«Ну, вот и все, Горин, довели тебя до цугундера бабы, стрессы и медицинский институт», — подумал я и уселся смирно на стуле, руки на колени положив.

— Бдю и внемлю, матушка… — тихо проблеял я, глядя на свою незваную гостью снизу вверх.

— То-то же, — старуха плавно опустилась на пол, постепенно приобретая нормальный вид, если таковым можно назвать то порно, которое я вновь сейчас наблюдал. — Вот что за народ вы такой, люди?

— А вы что, не люди? — опять перебил я Семенову, и тут же был одарен ее ледяным взглядом. Дабы вновь не вызвать ее гнева, я сделал картинный жест — мол, застегиваю рот на замок и ключик выбрасываю за спину.

— Значит, так, — деловито начала давать свои ЦУ Семенова. — Тебя в первую очередь должен был посетить другой вопрос, а именно, почему я тут, а не за кромкой.

Я снова начал было рот свой открывать, но старуха что-то сделала, как-то криво на меня посмотрела, и я не смог промолвить ни слова. Ощущение довольно мерзкое, словно язык к нёбу присох, а губы между собой склеились. Хочу открыть рот, а не могу.

— Внимай, я сказала, — ледяным тоном повторила она, и я сдался. А что еще можно в таком случае предпринять? Разве что в окошко сигануть, да не готов я еще к такому исходу. Сам молод еще, да и сестра у меня идиотка умалишенная, куда ж она без меня-то?

— За кромку меня не пускают, пока я до конца должок свой не отдам. Силу я тебе свою передала. Как уж ты умудрился ее переварить и не помереть при этом, я не знаю. Только теперь меня из-за этого туда не пускают.

— У-а? — промычал я, не в силах сдержать свой словарный понос. Семенова опять посмотрела на потолок, словно он был не краской побелен, а расписан самим Микеланджело.

— За кромку, — пояснила женщина, — в чистилище, если по-вашему. Там я должна буду за грехи свои ответить, а их у меня тьма-тьмущая, как ты уже догадался. — Я лишь плечами пожал — откуда мне знать, сколько там грехов у старухи Семеновой за душой накопилось. — Так вот, чистилища я не боюсь, — продолжила призрак, — поскольку все мои грехи ты на себя уже взял, приняв от меня дар посмертный. Что за дар? А силу мою — мою и всего рода моего. С этим разобрались.

Тут я бы, кстати, поспорил. Какой там, к черту, «разобрались»? Стало только непонятнее. Да только со склеенным ртом разве что спросишь? Пришлось слушать дальше и запоминать все, что мне вещает призрак.

— Поехали далече. Силу я передала, а управляться с ней тебя не научила. Стало быть, есть у меня на этом свете еще должок перед тобой. Так вот, меня потому на сей час к тебе и послали, дабы я тебя быстренько уму-разуму обучила. Только так смогу я за кромку уйти. Кто послал, как именно это происходит — не тваво ума дело. Сказала, что можно сказать было. Итак. Силу мою ты получил, — она сейчас загибала свои прозрачные пальцы, — не помер и потому сейчас со мной можешь говорить.