— Ну, да.

— Бред! Про логику событий я вообще молчу, но ты бы хоть антураж навела пореалистичнее.

— Да что не так-то? — взмолилась Верка. Ей действительно хотелось узнать обо всех своих промахах.

— Бестолочь! — постучал я сам себя по голове. — А гуща где кофейная? Или вы просто воду из кофейных чашек пили? Сразу в глаза бросается!

— Да, что-то не подумала… — задумчиво произнесла Вера, сморщив курносый нос. — А еще что?

— Кофе ты туда не налила, потому что знала, что я тебя языком весь бардак вылизывать заставлю.

— Ну, это да, — закатила к небу глаза сестра, — но тут, кстати, ты сам виноват! Нечего таким душным быть! — она задорно подмигнула мне и продолжила допрос. — А дальше что? Что еще не так?

— Покойников ты видела только в сериалах своих дебильных, — продолжил распаляться я. — Иначе бы знала, что у повешенных язык вываливается, поскольку опухает так, что во рту не помещается. А еще у них цвет лица своеобразный. А еще ты не умеешь надолго дыхание задерживать. А еще у тебя артерия на виске и шее пульсировала от возбуждения. А еще эта камера дурацкая! — и я указал на скрытую подушками вебку, горящую зеленым огоньком. Не хватало еще в прямом эфире так опозориться. — А еще — всыпать бы тебе ремня! — наконец закончил в сердцах свой монолог я.

— Странное у тебя желание, братик, наказать меня как-то, э-мм, физически, — Верка прищурилась, видимо, поняв, что сейчас мне не до споров и что я вот-вот соскочу с ее крючка. — Ты бы того, к психиатру сходил бы, что ли… А то, как мамы с папой не стало, ты все порываешься меня отшлепать. А я, между прочим, совершеннолетняя девушка уже…

— Придурковатая ты девушка, а не совершеннолетняя! Инфантилка ты недоразвитая. Посмотри, до чего довела себя! — я кивнул на ее неестественно худые ноги.

— У меня паралич! — обиженно огрызнулась Верка и надула губки.

— Паралич мозга у тебя, идиотка! — я начал срываться на крик, поскольку терпеть выходки сестры уже не было никаких сил. С тех пор, как умерли наши родители, она вбила себе в голову, что у нее паралич обеих ног. Сперва она перестала выходить на улицу, потом перестала вставать с дивана, а затем и вовсе перестала использовать ноги. В какой-то момент она сама себе заказала в интернете кресло-каталку и с тех пор передвигается только на нем. Она так убедительно внушила себе мысль о том, что не способна ходить, что со временем ее ноги действительно атрофировались и стали походить на ноги паралитика — так бывает, если не пользоваться какой-либо частью тела.

— Тебе четыре независимых невролога поставили диагнозы, — продолжал орать на сестру я, — тебя в четырех центрах обследовали. ПТСР у тебя! Ты можешь ходить! Не в ногах у тебя дело, не в спине, а в голове! И не мне нужно к психиатру, а тебе!

Я реально психанул. Не дожидаясь ее колких ответов, я вылетел из зала, громко хлопнув за собой дверью. Дверь на кухню я тоже запер. Не хочу ее видеть. Никого не хочу видеть. Буду сидеть тут и курицу варить. До тех пор… Пока… Пока не сварю. Вот.

Мысли путались. Обида на Верку смешивалась в моей голове с чувством тотальной беспомощности и ответственности за близкого человека. А еще я никак не мог ее простить. Понимаю головой, что не в ней дело, но вот почему-то заело где-то в мозгу, что если бы не она и ее выходки, все сложилось бы иначе.

Курица уже вовсю кипела, а вместе с солоноватой водой продолжал кипеть и я. Мне вдруг страсть как захотелось сделать Верке какую-нибудь гадость. Знаю, что глупо взрослому мужику на девчонке злобу свою срывать. Я ведь сейчас не столько на нее злюсь, сколько на себя самого. Она-то что? Она тоже человек, и по-своему, как может, с утратой справляется. Мне бы ее приободрить как-то, поддержать, да только у самого руки опускаются. Самого бы кто приободрил да поддержал. Была единственная радость у меня — Настя, невеста моя, да и та не выдержала тяжести ситуации. Ушла, сильно разругавшись с Веркой, пока я в армии срочку тянул. И ладно бы просто ушла, так нет — ушла так, что всем стало ясно: план побега она вынашивала уже давно. Просто не хватало ей мужества признаться, что всю эту жизненную ситуацию со смертью моих родителей, их долгом, процедурами банкротства и так далее она уже не вывозит морально. Что-то в Насте тогда надломилось, что-то оборвалось внутри. Вот и ушла она при первой же подвернувшейся возможности.

Я не виню ее и не упрекаю. Каждому свое. Я давно уже простил ей и поступок ее, и то, что она умудрилась завести новые отношения, забеременеть и родить в те жалкие полтора года, что я служил. Мне другое обидно: все это можно было провернуть как-то благороднее, что ли. Не могу иначе описать то, что я почувствовал, когда узнал о своей невесте правду. Да и не о Насте сейчас речь. Тогда была дикая боль от обиды, сейчас уже перегорело и притупилось. Осталось другое — удручающее чувство беспомощности и обреченности положения. Мог ли я на что-то повлиять? Могла ли Настя быть сильнее, смелее? Наверное, нет. Хотя Верка так не считает, у моей сестры на все имеется свой взгляд. Суждения зреют в ее голове на исключительно благодатной почве юношеского максимализма. Нет для Верки серого цвета и полутонов. Есть лишь черное и белое, а все, кто видит мир иначе, по ее мнению — трусы и эгоисты. Что на такое скажешь? Это ее точка зрения, когда-то и я таким был. Со временем переболел, разумеется, но все же было дело. И она, надеюсь, когда-нибудь переболеет. А сейчас…

Сейчас мне действительно нужен был какой-то гадкий поступок в копилку нашего с Веркой недопонимания. И если уж расширять эту пропасть, то только так. Я убавил газ на минимум, курица тут же оставила свои бесплодные попытки бегства из кастрюли и продолжила мерно кипеть на маленьком огне. Затем я вернулся в зал, где Верка уже монтировала нарезку из видео со мной в главной роли. Ну уж нет, сестренка, звездой «ютюба» я становиться не желаю. Я с силой вырвал камеру из корпуса натужно кряхтящего системного блока.