Меньше всего охота влезать в разборки группировок. Староват я для этих пацанских терок. Да и реквизита соответствующего у меня нет — цепей там золотых, мерса черного… или какие сейчас тачки в тренде у крутых, не знаю даже. Ладно, будем работать с тем, что есть. Как любил говорить покойный отец, Бог не выдаст — свинья не съест.

— Завтра поедем к Рязанцеву решать твои проблемы. Чтобы в девять был у меня, у подъезда.

— Ага! — оживает Виталя.

— Чего «ага», дубина? Адрес пиши.

* * *

— Значит, ты готов вписаться за своего человека… Виталия, — раздумчиво говорит господин Рязанцев. — Что же, это не может не вызывать уважения. Верно я понимаю, что твоя фирма принимает его долг на себя?

Мы сидим в гостиной в огромном загородном особняке. В проеме высокой двойной двери скучает амбал в кожаной куртке. Обстановка здесь скорее элегантная, чем дорогая-богатая: дизайнерская мебель, картины абстракционистов на белых стенах, пространство и свет. Унитазы у них тут вряд ли золотые, но из-за дизайна стоят не меньше. Обстановка осталась от эпохи капиталистического романтизма, а вот сам Рязанцев уже прикинулся в ногу со временем, в стиле первоначального накопления капитала: золотые перстни, стрижка под ежик, пиджак… допустим, не малиновый, но бордовый. Ему за шестьдесят, и он довольно тучен, но тройной подбородок выглядит не комично — скорее весомо. Фигура, с которой всем приходится считаться.

Отвечаю, прямо глядя в его заплывшие жиром глаза:

— Нет, ты понимаешь неверно, — неуютно обращаться к такому солидному человеку на «ты», но раз он мне тыкает, звать его на «вы» значило бы признать подчиненное положение. — Никакого долга за нами нет. Потому что мой человек ничего у тебя не брал.

— Да неужели? — Рязанцев саркастически вскидывает мохнатые брови. — И как ты тогда предлагаешь, как теперь выражается молодежь, разруливать наш ситуэйшн?

— Мой человек не смог выполнить работу, которую ты ему поручил. В наших правилах делать для заказчика все возможное. Я приехал, чтобы помочь Виталию справиться с заказом.

— А, то есть ты найдешь мою скрипку?

— Я не сказал — найду. Я сказал — сделаю все возможное.

Рязанцев рассеянно барабанит пальцами по столику красного дерева:

— Что же, возможное так возможное. Справишься — будет за мной должок. Сейчас одиннадцать утра… времени тебе даю до полуночи. Действуй. Часы пробьют, и наш договор превратится в тыкву. Если не справишься… ну, не станем забегать вперед. Проблемы следует решать по мере их поступления. Чего тебе нужно для работы?

— Для начала — понять ситуацию. Почему ты уверен, что скрипку не мог вынести из дома никто, кроме Виталия?

— Потому что в субботу… четыре дня назад… моя дочь Дина играла на ней перед гостями. У Дины Дар к исполнению классической музыки, поэтому я и купил ей настоящего Штайнера. После концерта, как всегда, дочь убрала скрипку в шкаф в музыкальной гостиной. Гости к тому моменту ушли. В понедельник днем хотела позаниматься, и на месте скрипки уже не было. Вечером приехал твой Виталий, шарился по всему дому. Машину его мой ротозей обыскать забыл при выезде. Значит, кроме твоего пацана, некому.

Как я и думал, доказательств виновности Виталика ноль. Его просто выставили крайним. Хотя вернуть скрипку Рязанцев все-таки хочет больше, чем получить козла отпущения.

Хозяин смотрит на меня своими маленькими глазками умной свиньи:

— Нам край как нужен этот инструмент. Через две недели у Дины выступление в резиденции губернатора. Перед лучшими людьми города! С другой скрипкой она работать не будет.

— Где в доме камеры?

— Камер нет. Я трепетно отношусь к своей приватности.

Еще бы. Тут наверняка нередко происходит такое, чему лучше бы не попадать ни на какие записи.

— А твои люди? Ты им всем доверяешь?

— Не были бы мои, если бы не доверял. И даже если бы кто-то из них объелся белены и решился у меня воровать — есть не такие тупые способы это сделать. Видишь ли, скрипка работы Штайнера стоит небольшое состояние, но продать ее очень сложно, это не краденую мобилу в переходе загнать.

— А обслуживающий персонал?

— Прислуга? Эти, пожалуй, могли. По безмозглости. Шастают туда-сюда… С ними можешь поговорить. Разрешаю.

Не пора ли задать Рязанцеву особенный вопрос? Пожалуй, не стоит. Он, допустим, забудет, а вот этот амбал, скучающий в дверях — нет. А главное, зачем Рязанцеву врать? Что Виталика откровенно подставляют, он особо не скрывает. И скрипку, похоже, действительно хочет найти.

— Тогда мне нужно помещение, где я смогу поговорить с твоими работниками. Наедине с каждым. А Виталий пусть пока еще раз обнюхает дом. Вдруг просто не взял след в первый раз.

Рязанцев небрежно машет амбалу:

— Вовчик, проводи.

Вовчик выходит, я следую за ним. Он приводит меня в библиотеку, которой, судя по мертвенному порядку, никогда толком не пользовались. Золоченые корешки выставленных на полках книг блестят одинаково — вряд ли хоть одну из них кто-то после дизайнеров-оформителей держал в руках.

Спрашиваю у амбала:

— Сколько человек работают в доме?

— Челяди-то? Одиннадцать душ, — тяжеловесно шутит Вовчик; тоже мне, аристократ, белая кость. — Повара, горничные, садовники. Этот, как его… батлер, во. Сменяются по пятницам, значит, в субботу все были здесь. Щас по одному буду водить…