– Он очень скромный, особенно с девушками, но на самом деле Леша у нас большая умница и у него золотые руки. Мы смастерили с ним вот эту уникальную камеру для регистрации событий происходящих в атоме, она сверхчувствительная, в десять раз более чувствительная чем в лабораториях в Америке. Петя сам, вручную, наносил кисточкой на пластины слои краски с ураном, а затем еще покрыл их сверху тончайшим слоем золота, чтобы исключить помехи. Художник в своем роде.

– Это и есть та самая камера, с помощью которой вы проникли в тайны материи, недоступные пониманию академика Капицы? С виду так просто перевернутая кверху дном кастрюлька. Ты покажешь мне как это работает?

– Сейчас все будет. Только сначала Нина, поскольку мы наконец остались с тобой вдвоем, я бы хотел… – Петя вплотную придвинулся к девушке и взял ее за руки пытаясь заглянуть ей в глаза. Она игриво ускользала от него.

– Я так и знала Петя, что в этой ночной прогулке в лабораторию был какой-то подвох. Какой ты оказывается обманщик. И совсем не научные темы у тебя были на уме.

– Неправда. Загадку природы мы сейчас увидим своими глазами. Удивительную тайну природы, открытую нами. Но это ведь пока всего лишь крохотная щелочка, в которую можно подсматривать за той огромной тайной ядерной энергии материи, которую мы собираемся отвоевать у природы. Однако Нина… сначала я должен признаться, что я, я безумно люблю тебя, и любовь к тебе сейчас заслоняет собой все …

– Все, и даже физику?

Изловчившись, он успел поцеловать ее губы, но она тут же аккуратно, но решительно, отстранилась от него и строго взглянув ему в глаза сказала – Петя не будь обманщиком, я же сказала тебе, мы пришли сюда не за этим.

– Хорошо, прекрасно Нина. Итак! – он вскочил на ноги, глаза его горели от возбуждения, голос его звучал вдохновенно, на него нельзя было смотреть без восхищения.

– Перед нами самая чувствительная, совершеннейшая в мире камера, способная заметить даже мельчайшую заряженную частичку, вылетевшую из атома. Сначала, когда мы начинали опыт, мы подносили к ней источник радиации, лучи которого выбивали частицы из ядер урана, нанесенного на пластины. Однако позднее мы заметили, что частицы продолжают вылетать даже без источника радиации, пусть и значительно реже. Это было как гром среди ясного неба – представляешь, значит ядра тяжелого металла сами разваливаются на части. Пусть мы не умеем пока управлять этим, но раз распад ядра в принципе происходит, то мы обязательно научимся управлять освобождающейся при этом энергией.

– Так просто, и это все открытие?

– Нет, конечно нет. Генерал задал нам тысячу вопросов, на которые нам пришлось ответить чтобы доказать, что ядро действительно распадается самостоятельно, а не от какой то залетной частицы. Мы спускались с камерой в метро, глубоко под землю, чтобы защитить ее от космического излучения. Мы преодолели все препятствия, сняли все вопросы и мы доказали.

– Я хочу видеть, как вылетает частица!

– Вот. Ты начинаешь понимать азарт экспериментатора. Смотри, я подаю электричество на разъемы камеры. Она сейчас под высоким напряжением, ни в коем случае не касайся ее руками. И теперь смотрим сюда.

– Здесь светящаяся зеленая полоска.

– Давай ждать. Когда в камеру попадет частица мы это заметим.

– Так и сидеть, смотреть напрягая глаза? И сколько нам ждать?

– Точно не могу сказать, это случайный процесс, минут десять, может быть пятнадцать.

– И долго вы так сидите здесь в ожидании?

– Бывает, что и целую ночь на пролет.

– Это же ужасно скучно!

– Смотри, вот она! Камера зарегистрировала вылет частицы.

– Серьезно? Ну вот, а я ничего не заметила! Когда будет следующая?

– Теперь еще минут десять.

Он обнял ее за плечи и целовал ее в губы, чему она теперь уже не сопротивлялась, отвалившись всем телом к спинке кресла, запрокинув назад голову и давясь от смеха. Вверху под потолком горела потемневшая от налета лампочка, тускло освещая комнату, а в углу в тени от большого железного шкафа большая мышь деловито грызла крошки хлебного сухаря, иногда останавливаясь, поднимая голову и прислушиваясь к тому как по черному ночному небу над Ленинградом катилась вниз звезда, и, пропадая из видимости за верхушками деревьев Сосновки, падала в спокойную и безмолвную воду залива.

Светлым, летним субботним вечером 21 июня 1941 года на улице возле цирка на Фонтанке было очень многолюдно. Оставив в стороне все свои дневные заботы городские обитатели высыпали на улицы и неспешно прогуливались по тротуарам и по набережным, наслаждаясь прохладой тянущего с Невы ветерка. Мимолетно северное лето, не прошло еще и трех недель как в городе крупными хлопьями шел снег, живя здесь привыкаешь дорожить каждым его мгновением. Игорь Курчатов, высокий, статный мужчина, с копной густых темных волос, с правильными, строгими чертами лица и озорной искрой во взгляде беспокойно смотрел на часы.

– Товарищи, я ничего не пониманию. Очень непохоже на предводителя. Остается всего десять минут до представления, а их с женой все нет и нет. Вероятно, произошло что-то неожиданное. Давайте ждем еще пять минут и тогда уже пойдем. Все билеты у меня.

Компания была молодой, шумной, веселой, по большей части парни и лишь трое девушек, одной из которых была жена Игоря. Отмечали постройку нового институтского здания, и повсюду за Игорем маячил журналист из центральной прессы, приехавший из Москвы специально по этому поводу, делавший заметки у себя в блокнотике, как он объяснял, для формирования образа молодого советского ученого физика.