Шрифт:
Льдина остановила свой подъём, и я, вцепившись в неё, задрал голову, глядя, как из зелёного неба вырастают чёрные точки. От силы удара глубинного владыки даже досюда долетели обломки домов из Кассин-Онга. Мне вдруг стало так тоскливо, так пусто, словно из меня выдернули душу. Хотелось заплакать и громко-громко закричать, что я так не играю, что пусть всё вернётся к тому, что было.
Но небеса все зеленели, искажая ночь и рассыпая вокруг обломки моего детства.
Что-то сильно ударило меня по голове, лязгнули зубы, из глаз посыпались искры. Пальцы сами собой разжались, и я заскользил вниз, к накренившемуся ледоходу Сканди.
А затем наступила тьма.
Начало долгого пути
Я очнулся. И в первый момент почувствовал сказочное облегчение на душе от мысли, что весь этот ужас мне попросту привиделся. Что пора вставать, что нужно откинуть в сторону тяжёлое, нагретое одеяло, спустить ноги на расстеленную на полу шкуру, ёжась от идущей от стен морозной свежести, потянуться к стулу за сложенными вещами. А затем выскользнуть на пропахшую ароматами тёплую кухню, поприветствовать гремящую кастрюлями Эйду, торопливо позавтракать и поспешить в таверну Пухлого Боба, чтобы до блеска натереть полы, прежде чем появятся первые посетители…
– Ты как? – тихо спросил Сканди.
Он сидел рядом с моей кроватью, на неудобном, прикрученном к полу стуле. Жиденькая поросль на голове старика спуталась, всклокочилась. Плечи его были опущены, как и крючковатый нос. В светлых, почти прозрачных глазах зияла жуткая пустота. Над верхней губой шамана росла некрасивая бородавка. Никогда раньше её не замечал.
Потолок над седой головой был окрашен в рыжий цвет. В углах белела плесень – неприятная, как затаившаяся болезнь. Над кроватью висел фонарь, освещая комнату тёплым светом. Матрас подо мной дрожал, откуда-то снизу доносилось равномерное глухое гудение двигателей. На столике у кровати тихонько дребезжала ложка в кружке с горячим напитком.
Проклятье, это – Храмовый ледоход, а значит Тёмный Бог, разрушающий Кассин-Онг – не был сном. Я беспомощно посмотрел на старика, ощутил жгущую его изнутри тоску…
И заплакал. Слёзы сами брызнули из глаз. Я пытался унять их, но любая мысль о моей деревне, о моей семье причиняла невыносимую муку. Пришлось сцепить зубы, но постыдные рыдания всё равно рвались из груди, перед глазами стояла картина взлетающих в небо платформ, а в ушах царил стон ломающегося и гнущегося железа. Что, если Лумена, моего брата, больше нет? И его жены, заменившей мне мать, тоже? И Пухлого Боба? И Сансы? И добродушного Занза ан Эфтала и его смешливой дочки Инни?
Что, если никого больше нет?!
Сканди отвёл от меня глаза, сжал тонкие бледные губы и тяжело вздохнул. Смотрел он будто в пустоту.
– Не плачь, – наконец сказал он и положил тёплую и шершавую руку мне на щёку, чуть заметно погладил. Потом ласково потрепал по волосам. – Не плачь… Всё уже позади. Тёмный Бог ушёл.
Он опять вздохнул. И тут я сквозь собственную боль и горе ощутил, как сжигает шамана страх и чувство вины…
– Почему вы не сказали, что идёт Тёмный Бог? – Слёзы мгновенно пересохли, уступив место закипающей ярости. – Почему вы не сказали?!
Шаман ничего не ответил. В нём всплеснулось болезненное сожаление, но мне этого было мало. Он должен был предупредить. Это его обязанность, его предназначение. Обитатели храмовых ледоходов ни в чем себе не отказывали и могли попросить что угодно у опекаемых жителей, но взамен от них требовалось всего лишь предупредить, если Тёмный Бог пробудится и направится прямо к деревне. Неужели все эти годы Сканди лгал, что обладает даром предвиденья? Неужели он никогда не чувствовал того, что таится подо льдами?
Он так много рассказывал мне про этот дар. Про тревогу, которая непременно возникнет, когда вечно блуждающий Тёмный Бог окажется где-то неподалёку, но ещё на глубине. Про тонкую струну, которая зазвенит и оборвётся, если чудовище начнёт подниматься.
Какое-то время Сканди считал, что моя эмпатия – это признак дремлющего таланта. Что в будущем мне тоже суждено слышать приближение Тёмного Бога. Иногда так случается. Иногда не нужно иметь в своём роду шаманов, чтобы стать дурным вестником.
Но я так и не научился секрету Сканди. Поэтому нас должен был предупредить именно он, потомок могучих повелителей стихийных духов. Он обязан был сказать нам об опасности за два дня до того, как затрещит лёд под напором глубинного владыки. За два дня!
– Почему?! – повторил я.
– Я не почувствовал… – наконец проскрипел он. Горе состарило его ещё сильнее, и на вид ему сейчас можно было дать лет сто, а то и больше. Глубокие морщины прорезали лоб, скопились у глаз, щёки одрябли и покрылись пятнами.