Кто только и как только не описывал восточный базар! Но одно дело читать о нем, а другое – бродить по нему, видеть собственными глазами то, чем богата земля Средней Азии, наслаждаться увиденным.

Особенно славным базар бывает летом и осенью. Горки ароматных фруктов, румяных лепешек, свежих овощей и азиатских сладостей на прилавках приковывают взгляды покупателей. Арбузы и дыни, плотно прижавшись округлыми телами друг к другу, радостно ожидают ценителей сочных плодов. На все лады расхваливают свой товар и радушно улыбаются продавцы. Люди разных национальностей снуют взад, вперед в поисках необходимых продуктов, приглядываются, пробуют и выбирают, на их взгляд, самое лучшее.

Есть на базаре место, где можно купить промышленные товары и ручные изделия. Девчонки, приласкав по пути глазами янтарные шарики урюка, румяные лепешки и прозрачные куски узбекского сахара, нашли здесь свободный прилавок и разложили на нем материно изделие.

Никто не догадывался о том, что творилось у Людки в душе, пока она стояла на виду у прохожих в роли торговки – в рабочих семьях торгашей не жаловали. Все ее маленькое существо пронизывал стыд, будто ее саму выставили на продажу или принудили заниматься на глазах людей чем-то постыдным, унижающим человеческое достоинство. Наверное, нечто подобное испытывает человек, который впервые оказался на паперти и, стоя с протянутой рукой, ждет, когда в ладонь упадет разменная монета, брошенная сердобольным верующим. Но Людка стояла у прилавка не одна: с ней рядом стеснялась Валька. И от сознания того, что сестра рядом, ей становилось немного легче.

– Люда, – тихонько позвала ее Валька. – Я пить хочу.

– Потерпи немного, – попросила младшую старшая, – может, вон та женщина в соломенной шляпке купит. Тогда и напьемся.

Покупательница подошла ближе, полюбовалась вышивкой, спросила цену и пошла дальше. Девчонки огорченно переглянулись. Но через некоторое время женщина вернулась и купила рукоделие. Людка свободно вздохнула, будто сбросила с плеч тяжелый мешок, взяла сестру за руку и потянула к водопроводной колонке.

– Люда, – утолив жажду, просительно начала Валька, – а конфет купим?

– Какие конфеты? – возмущенно ответила старшая сестра и продолжила рассудительно: – Большая, а не соображаешь, что говоришь. Сегодня конфеты, а завтра и хлеб не на что будет купить. – И категорично отрезала: – Никаких конфет! Купим только то, что сказала мама…

Солнце уплыло за горизонт, и на небе высыпали глазастые звезды. В домике постояльцев все затихло. Наевшись колбасы с хлебом, маленькие уснули. Екатерина и Людка не спали. Они лежали на одеялах лицом к открытой настежь двери и, в ожидании отца, прислушивались к ночным звукам. Никитин-старший все не приходил.

– Люд, к вышивке многие приценивались? – тихо спросила мать.

– Подходили многие, – ответила Людка.

– Узбечки или русские?

– И те, и другие.

– А кто купил?

– Тетя в шляпке, русская.

– Сейчас вышивка в моде, – протянула Екатерина. – Целые ковры вышивают. И крестиком, и гладью. А кто не может, покупают. Повесят в доме на стенку – красиво!

– Мам, а ты большую картину можешь вышить?

– Могу. Только нитки хорошие надо найти, пяльцы побольше, интересный рисунок подобрать – и вышивай.

– Ты давно крючком не вязала, – сказала Людка.

– Ничего. Обустроимся получше, и буду вязать. Хочешь, научу?

– Хочу.

Людка любила такие минуты, когда они с матерью оставались наедине и вели тихий задушевный разговор обо всем на свете.

Вдруг темнота в дверях уплотнилась – явился отец.

– Катя! – громко позвал Николай.

– Тихо, Коля, дети спят, – пыталась урезонить мужа Екатерина. – Не шуми.

– Ты, с…, будешь еще меня успокаивать? – грубо оборвал ее муж. – Давай жрать!

– Сейчас дам, выйди во двор.

Екатерина поднялась с постели, покопалась в нише с посудой, что-то там нашарила и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Людка лежала, затаив дыхание, и прислушивалась. Она поняла: отец пришел навеселе и теперь долго не угомонится. Он по пустякам будет придираться к матери, беспокойно ходить туда-сюда и важничать. Бывало так, что на подпитии отец и руки в ход пускал. Тогда мать кричала, уворачивалась от побоев или убегала с глаз долой, чтобы не дразнить своим видом озверевшего мужа. Людка в страхе за мать дрожала, но ничем ей помочь не могла.

Сегодня до рукоприкладства дело не дошло. Голоса за дверью сначала были слышны, затем все стихло. Через некоторое время один за другим вошли в дом родители и легли на свои места.

«Наверно, испугался, что хозяин выгонит, поэтому успокоился, – недобро подумала об отце Людка. – Я бы выгнала. Не мешай спокойно жить другим». И уснула.

Не в рубашке родился Николай – жизнь его не баловала. Сколько себя помнил, скитался по чужим людям. Какие-то сердобольные старички-односельчане пригрели, наконец, сироту, по мере своего достатка и сил кормили парнишку, одевали, учили. В деревне называли его «барчуком». А почему, не знал Николай. Ничего не слышал он о родителях.