А я руку быстренько выдернула, в одежду свою влезла и шасть из кельи. На всякий случай.

В работный дом меня провожал мальчишка-послушник лет двенадцати, с пыхтением помогавший, или скорее мешавший, тащить мой баул с трусами.

– Эй, парень, – обратилась я к нему, – а ты знаешь почему женщины в кирках спят?

– Да, кто же не знает? – Пацан хмуро посмотрел на меня. Святоша велел ему разместить меня в работном доме и отвести на кухню. И это поручение мальцу почему-то не понравилось. – Ежели вас, женщин, в кирку не запирать на ночь, демоны в вас вселяются. У вас разум-то с булавочную головку, много места не занимает, а пустота притягательна для бесов. Потому и безделье вредно, – это явно было наставление старших, – пустое время тоже демонов приманивает.

Ну, ничего себе я мир выбрала для попадалова. Надо шустрее думать своей булавочной головкой, как выкручиваться буду из этой ситуации.

– А я спала сегодня без кирки и никто в меня не вселился, – спровоцировала я мальчишку на дальнейшие откровения. Кто мне еще расскажет о мире так, чтобы ничего не заподозрить? Только тот, кто уверен, что я дура только потому, что женщина. Что с дуры-то взять?

– Ты в храме спала, – презрительно фыркнул мальчишка, – да еще после Уда… а вчерась видели мы, как ты бесновалась, пока святоша молитву читал.

– Видели? – я даже остановилась от удивления, – через стены, что ли?

– А кто, по-твоему, плоть и кровь (хлебцы и сок) приносил? – фыркнул мальчишка, – инкуб твой, что ли? – А пока я приходила в себя от такой новости, довольно добавил, – но ты быстро в себя пришла, тебе полкруга хватило. Вот другая, что вчера утром принесли, долго бесновалась. Святоша два круга молитв прочитал, пока демона изгнать получилось. А с леди Элеонорой святоша сегодня до утра возился. Даже нас спать отправил. Всю ночь сам, один, с демоном боролся. Очень уж демоны леди Элеонору любят. Почти каждую ночь вселяются…

Я расхохоталась… Вон оно что! У святоши, оказывается, возлюбленная есть. Тогда не так уж и обидно, что уд у него не поднялся.

Работный дом оказался совсем рядом, в одной из пристроек к храму, с обратной стороны от фасада. Две небольшие комнаты: одна для мужчин, вторая для женщин. Грязища была страшная, а вонь стояла такая, что я еле дышала, хотя уже привыкла к запахам города.

В мужской комнате рядами стояли низкие топчаны-приступочки, такие же, как в храме, только узкие. А в женской – кирки. Ну, ведь гробы и гробы. Крест на крышке… Только многоразовые. И вид у них такой был, как будто бы их по сто раз закапывали и раскапывали. Я в такой под страхом смерти не лягу.

– Баб Паш, – заорал мальчишка во все горло, – я вам новенькую привел! Святоша велел место выделить и на кухню определить.

– Что орешь, неслух, – раздался голос в пустой комнате, – чай, не глухая.

И из гроба, стоящего прямо с краю, поднялась старуха. Я от неожиданности взвизгнула и отпрыгнула, натолкнувшись спиной на свой собственный баул.

Мальчишка расхохотался и, развернувшись на пятке, усвистал обратно в храм. Как и не было. Только ошметки снега от его валенок остались на полу, покрытом грязной, вонючей соломой.

Мать моя женщина! Я не хочу здесь жить!

Бабка внимательно оглядела меня с ног до головы, недовольно хмыкнув.

– Как звать-то тебя?

– Василиса, – ответила я. И решительно шагнула вперед. Хочу – не хочу, а больше мне жить негде. – Здесь есть кладовка, которая на ключ запирается, чтобы мои вещи убрать?

– Из благородных, что ли? – проигнорировала бабка мой вопрос.

– Из купеческих, – ответила я и повторила свой вопрос настойчивее.

Бабка покосилась на меня недовольно, но кивнула. Кряхтя, выбралась из гроба, и, махнув мне рукой, привела меня к крошечному чуланчику, в котором лежал разный непонятный хлам.

– Вот, – кивнула она, – можешь сюда свое барахло положить.

– А это что за мусор? – спросила я, кивнув на кучи, лежащие в углах кладовки. Оно бы, конечно, все равно, но уж больно сильно мышами пахло. Как бы твари мои трусы не погрызли, тогда плакали мои мечты о богатой и беспечной жизни.

– Чегой-то мусор? – фыркнула бабка, – у каждого свое добро. Так клади, или закрываю я?

Положила. А чего думать-то? Мыши погрызут или нет – еще неизвестно. А вот если оставить мой баул без присмотра, то сопрут, как пить дать. Не верю я, что жители ночлежки, а больше всего это было похоже именно на ночлежку для бомжей, обойдут вниманием содержимое моего баула. Я и бабке-то не доверяю и буду следить за этой дверкой, как коршун.

– А теперь, покажи кирку мою, – велела я бабке, – и крикни кому-нибудь, чтоб ведро воды принесли, мыло, тряпки и нож.

Хотела я хотя бы немного почистить свое будущее спальное место. А то тут, наверное, и насекомые водятся. У меня от одной мысли все зачесалось.

– Ишь, раскудахталась, – бабка смотрела на меня с классовой ненавистью, – ты тут не купчиха, а тварь приблудная, аки все остальные. И что старшие скажут, то и делать будешь. Вечером придешь, где свободно, там и ляжешь. И, ежели воды надобно, – она кивнула в угол, – вона ведро. А колодец на площади… Заодно бочку наполни и горшки ночные опорожни.