– Скоро все закончится, – проговорила женщина, оценивая результат своей заботы.

– Но жена у меня все равно останется.

– Такова твоя доля, Лукас. От судьбы и смерти не убежишь, так что постарайся сделать вашу совместную жизнь хоть немного проще.

– Она ненавидит меня.

– Когда-то я тоже ненавидела твоего отца.

И ненавидишь до сих пор…

Конечно, вслух я этого не сказал.

– Любовь она приходит постепенно, со временем, с узнаванием друг друга.

– Я и не думаю о любви, мама, – осадил я, даже не пытаясь думать о чем-то похожем с Лолой. Я знал, что не создан для любви. Не умел любить и не думал, что кто-то может полюбить меня. И я совсем не привык обманываться ложными надеждами. – Не думаю, что тебе стоит об этом переживать, – мои пальцы перехватили тонкие запястья, что снова потянулись к пиджаку. София взглянула на меня снизу-вверх, улыбнулась одним уголком губ и кивнула. – От судьбы ведь не убежишь, – хмыкнул я, оставил легкий поцелуй на ее щеке и двинулся дальше проверять подготовку.

К пяти начали съезжаться гости, дом наполнялся неразборчивым гулом, смешанным с музыкой, шепотом персонала и льющимся шампанским. Я обходил всех присутствующих, мама встречала прибывающих, а Адам и Томас играли роль идеальных сыновей и братьев, будто это не отрепетированный годами сценарий.

Семейные торжества, приемы, на которые нас приглашали, всегда вызывали у меня смех. Как и сегодня. Только смеяться хотелось громче привычного.

Лола так ни разу и не вышла из комнаты, я подозревал, что девушка явится только к самой церемонии. И, в принципе, я понимал ее. Если бы не обязанности, то поступил бы точно также. Жаль будет ее расстраивать, но после свадьбы она не сможет прятаться.

К шести все двинулись на задний двор, рассаживаясь по лавочкам. Я занял место у арки, как чертов придурок, сложив руки перед собой, оглядывал присутствующих и думал, зачем мне все это нужно. Конечно, это риторический вопрос, потому что я много раз думал об этом.

Музыка заиграла громче, я прищурился, пытаясь спастись от яркого солнца, заходящего за горизонт. Все до боли напоминало кошмар, которые раньше часто навещали меня по ночам. Но я все никак не мог проснуться и просто смотрел на то, как Лола, под руку с отцом, медленно выходит из стеклянных дверей, маленькими шагами идет по белоснежной дорожке прямиком ко мне.

Наверное, я должен восхищаться ее красотой, наблюдать с замиранием сердца за ее приближением и чувствовать себя самым счастливым человеком в мире, но я желал только быстрее со всем покончить. Конечно, я бы соврал, если бы сказал, что она уродлива. Обтягивающее кружевное платье подчеркивало все, что только могло, прозрачная фата закрывала лицо и светлые волосы, она даже ни разу не споткнулась на своих высоченных каблуках – Лола умела подать себя, знала, как подчеркнуть одеждой то, что дано от природы. Может быть, если бы она не была такой стервой, то у нас могло бы что-то получиться. Не брак по любви, конечно, но взаимовыгодный союз.

Мистер Хименес отпустил дочь, я обхватил ледяные ладони Лолы, она опустила голову вниз, стараясь даже не смотреть на меня. Интересно, о чем сейчас думала? Хотела ли исчезнуть, испариться, перебить всех к чертовой матери? Я бы хотел, вот только не мог. Это ведь то же самое, что покончить жизнь самоубийством – от этих людей зависело все.

Священник заговорил, слова монотонно слетали с обветренных губ, отмеряя неизбежный конец. Лола легко дрожала, и я был уверен, что она недавно плакала и проклинала свою жизнь и отца. Разве об этом мечтают молодые девушки – выйти замуж за монстра? Лола всегда считала меня таким, вряд ли что-то изменилось за эти несколько дней.

Мужчина замолчал, ожидая от нас ответа. Я глянул на Лолу, едва сдержался, чтобы не повернуть голову к гостям.

– Готов ли ты, Лукас Санчес, взять в жены Лолу Хименес, оберегать ее и любить, делить с ней радости и горести до момента, пока смерть не примет вас единым целым в свои объятия? – конечно, я не готов, и, конечно, это риторический вопрос, чтобы соблюсти формальности.

– Да, – оказалось тише, чем я задумывал, но решимости это не изменило.

– Готова ли ты, Лола Хименес, взять в мужья Лукаса Санчеса, оберегать его и любить, делить с ним радости и горести до момента, пока смерть не примет вас единым целым в свои объятия? – девушка вздрогнула, подняла голову и резко кивнула, будто боялась передумать.

Хватило бы ей смелости сделать что-то с собой или со мной?

– Объявляю вас мужем и женой, вы можете скрепить свои клятвы поцелуем, – если бы лицемерие было водой, то сейчас мы бы все захлебывались, оно бы наполняло наши легкие, душило, медленно выжимая из хрупких тушек жизнь.

Я придвинулся к девушке, легко подцепил фату, открывая бледное, истощенное лицо, только яркий красный след красовался на щеке. И либо она переборщила с румянами, либо это след от чего-то другого. Я видел и нанес достаточно ударов для того, чтобы понять, что это не следы от макияжа. Но не это было самым пугающим… а ее взгляд. Лола смотрела прямо на меня, полными ужаса покрасневшими глазами. Точно плакала. Неужели я так сильно стал пугать ее? Что стало с девушкой, которая стонала от каждого моего прикосновения, что дерзила мне и обзывала, без страха получить что-то в ответ? Почему она так быстро превратилась в невидимку, какими были все жены боссов? Ну, пожалуй, все, кроме Луизы Перес. Чертовка сияла ярче любого бриллианта рядом с Гонсалесом.

Лола прикрыла глаза, неестественно выпрямила спину, сжав мои ладони в ответ, будто это могло ей как-то помочь. Я наклонился соединяя наши губы в легком, почти девственном поцелуе. Естественно, она не ответила. Замерла, напряглась, став почти статуей. Я отстранился так же быстро, как коснулся ее губ.

– Я не собираюсь тебя убивать, Лола, – прошептал я, пытаясь поймать взгляд зеленых глаз. Девушка распахнула веки.

– Очень жаль, – тихо отозвалась она, а затем раздались оглушительные овации. Я усмехнулся. Лола всегда знала толк в помпезности и эффектности.