Но помимо дождя и душа, вода могла принять еще один вид. Когда незыблемая гладь разверзалась под ее лапами, опускаемыми в воду, и вода охватывала, окружала ее со всех сторон. Это было ужасно.

На озере Оливка наблюдала, как хозяйка входит в воду, чтобы, как та выражалась, плавать. Ха! Плавать! Чего только эти люди не придумают от скуки. Потому что со стороны это выглядело отвратительно. Вот – хозяйка еще есть, стоит по колени, потом по пояс в воде, а вот – ее уже нет, одна голова плавает по поверхности, а тело исчезло, и нет больше рук, чтобы носить ее, Оливку, гладить и кормить, и нет больше ног, возле которых так сладко спится. Вообще ничего, кроме головы нет. И неизвестно, появится ли вновь. Может, хозяйка так навсегда и останется плавающей головой? Брррр, от этих мыслей Оливку бросало в дрожь, и она страдальчески вглядывалась в воду, которая поглотила хозяйку.

Но хозяйка расценивала это совсем иначе.

– Оливка, очень жарко! Иди ко мне!

И выйдя на берег, на удивление целой, с руками и ногами, та подхватывала собаку и начинала заходить с ней на глубину. Очень, очень далеко. Хозяйка говорила что-то то ли о трех, то ли о четырех метрах – Оливка была не слишком сильна в мерах длинны, понимая только, что это бесконечное пространство, которое отделяет ее от песка и нежнолюбимых камней.

А потом… Глаза Оливки закрывались от страха даже при одном воспоминании об этом – ее начинали опускать. Лапы двигались, она пыталась поймать хоть какую-то опору под собой, убежать прочь, но вместо этого маленькая всеми любимая – впрочем, в этом в тот миг она вовсе не была так уж уверена – собака погружалась в воду. Вода окружала ее со всех сторон, шерсть кружилась вокруг нее подобно диковинному цветку, а она, отчаянно гребя лапами, плыла к берегу, подальше от неясной глубины под собой.

Оливка не понимала, почему это вызывало такие восторг и радость у хозяйки и окружающих.

А выбравшись, она с наслаждением бросалась на горячий песок, обтирая об него мокрую шерсть, втирая ее в свою шкурку. Отчего восторг хозяйки сменялся хозяйкиным же отчаянием.

– Оливка, что ж ты творишь? Ты же сейчас превратишься в песчаную Оливку? Что мне с тобой делать?

– А ничего,– думала собака, с восторгом катаясь по песку и удовлетворенно наблюдая, как мечется в воде хозяйка,– чем песчаная Оливка хуже Оливки водяной?

– Ты безобразница! Сейчас придется снова мыться!

– Ничего, ничего, песка на наш век хватит,– и Оливка облизывала нос, к которому прилипли желтые крупинки песка.

4. Оливка в палатке.

– Оливка, собирайся, мы едем на озеро!

«Озеро»! Оливка ждала это слово давно. Оно означало, что вокруг будут небо, воздух, ветер будет обдувать шерстку на ее мордочке, когда лодка будет идти со скоростью пять узлов в час (Оливка не очень понимала, что бы это значило, ей казалось, что хозяйка за целый час может завязать гораздо больше, чем пять, узлов, но, возможно, от жары и отдыха она совсем разленилась… Так что, пять, так пять. Главное – это ветерок, ласкающий ее влажный нос), камни для игры и многое другое, невыразимо озерно прекрасное. Так что глаза ее заблестели еще больше, а нос в предвкушении начал ходить ходуном.

И вот, вещи собраны и отнесены в машину. Палатка, дрова, посуда, полотенца… Оливка сидит на коленях у хозяйки, между ней и рулем, и отчаянно дышит, переживая от торможений и наборов скорости, поворотов и остановок. Путь на озеро – это самое тяжелое, но ради будущего счастья Оливка была готова потерпеть. Немного глубоких вдохов… И выдохов… И все останется позади. Рано или поздно все останется позади.

Так получилось и в этот раз.

– Приехали!

Оливка радостно выскочила из машины и растерянно посмотрела по сторонам. А где лодка? Эй, хозяйка, а что это ты делаешь? Стой-стой, нет! Давай, сначала на остров…

Увы. Хозяйка, не обращая внимания на нее никакого внимания ставила палатку прямо на берегу. Никакой тебе лодки, ветра, камней… Стоп. Камни как раз были. Много.

– Нравится тебе Ладога?

Хозяйка смотрела на Оливку, выкапывающую камень из песка.

– Фррр. Это, конечно, не Вуокса, совсем, но тоже, фрр, апчхи, ничего.

Этот день был наполнен бегом за камнями, которые выдрессированная хозяйка послушно бросала ей раз за разом. А еще была прогулка в лес, где она бежала по тропинке между валунами и опутанными паутиной деревьями, под пение птиц и кукование кукушки… В лесу было тихо, и потому шуршание в траве возле тропинки было четко слышно. И чего хозяйка так всполошилась, Оливка не поняла, хвост как хвост, тонкий, на ползуба не хвати, черный и быстрый. Подумаешь, «гадюка». Таких шуршаний в лесу много. Если из-за каждого так переживать, нервов не хватит.

За день собака набегалась и устала, поэтому не могла дождаться, пока хозяйка отправится в палатку, чтобы без задних, да на самом деле и передних тоже, лап завалиться на одеяло.

Ночью на поляне, где раскинулась их маленькая палатка, жизнь била ключом. Приезжали и уезжали машины, шумели моторы лодок, как с тоской сквозь сон понимала Оливка, продолжающая мечтать об островах, говорили люди. Пару раз Оливка поднимала голову и принималась лаять, выполняя свой охранный долг, но убедившись, что хозяйка крепко спит, и потому все равно не оценит ее рвение, поэтому остаток ночи проспала, не обращая внимания на шум и людей. Зачем прерывать свой сон, когда все равно никто не видит, а спать хочется крепко и долго? И палатка, нагретая восходящим солнцем, кажется уютной крепостью, которой не страшна никакая осада?