Погрузив все необходимые вещи в машину, семейство отправилось на один из пляжей на берегу реки Рона, третьей по протяженности реки Франции, истоком которой является один из ледников Швейцарских Альп. Большая часть пути к ближайшему пляжу пролегала по шоссе и лишь последние несколько километров к самому уединенному его уголку необходимо было преодолеть по грунтовой дороге. Будучи все еще самым крупным членом семьи, мужчина сидел на пассажирском сиденье рядом со своим внуком, норовившим превысить скорость всякий раз, когда плотность движения на междугородней магистрали позволяла это сделать. Шумные перепалки молодых людей и гитарные рифы из динамиков автомобиля создавали идиллическую атмосферу семейной жизни, часто рисуемую множеством американских телешоу. Мужчина повернул голову и его взгляд устремился на юг, туда где раскинулось небольшое графство Папильен и где нашли упокой два его некогда самых близких человека. Воспоминания о днях, проведенных в тех краях, все еще стояли ближе, чем этого хотелось бы. Голоса, звучавшие не менее отчетливо, чем голос внука на заднем сидении, картины и события, ясностью не уступавшие Альпам, выраставшим из гущи леса, каждый образ полосовал его сердце лезвием ножа, тяжесть которого в своей ладони мужчина ощущал по сей день.

– Дедушка! – настойчивым шепотом позвал Джейкоб.

– М?

– Хочешь съездим туда на днях? – указав взглядом вдаль, спросил он.

– Было бы здорово.

– Хуже не будет?

– Хуже, чем что? Второй раз они не умрут.

– Не умрут. Для усопших смерть единичный процесс. Живые же справляются с этим всю жизнь. Понимаешь меня?

– Не понимаю откуда у пехотинца такие мозги.

– У бывшего пехотинца.

– И то верно.

Через двадцать минут внедорожник съехал с шоссе и, сделав несколько виражей, оказался в чаще леса. Джейкоб выключил кондиционер и опустил все стекла. В салон ворвался аромат дикой растительности и шум слабого ветра, гуляющего в кронах деревьев. Вскоре, лес расступился и автомобиль оказался на иссушенной солнцем дороге. Слева, за широкой линией роста травы, примятой домами на колесах и автомобилями тех, кто решил провести свой выходной вдали от городского шума, грязным золотом раскинулся пляж, а за ним синей рябью мерцала Рона. Спокойная на этом отрезке местности, она, едва заметными барашками, возмущалась присутствию непрошенных гостей. Проехав почти в самый конец ухоженной пляжной зоны, где из островков травы вырастал буйно цветущий бук, Джейкоб свернул и заглушил мотор. Пассажиры высыпали из автомобиля и принялись расстилать покрывала и раскладывать шезлонги, часть под густыми ветвями дерева, чтобы отдыхать от солнца в его тени, часть на горячем песке. Покончив с этим, молодые люди принесли из машины корзинки с едой и переносной холодильник с пивом и газировкой.

– Твоей форме мог бы позавидовать даже отец, – отметил Джейкоб, когда его дед остался в одних плавках, последовав примеру внуков.

– Похоже у нашей соседки зоркий глаз, – подхватил Аарон, – может стоило пригласить и ее в поездку?

– Сватаешь своего деда, сопляк? – с улыбкой отозвался мужчина.

– Разве что, ты не готов к подобной авантюре…

– Я был готов ещё до твоего рождения, малыш.

Разом осушив пол бутылки легкого пива, что позволял себе все реже, мужчина направился к реке. Не смотря на почти тридцатиградусную жару вода в ней оставалась холодной и касаясь тела, сковывала кожу и сбивала дыхание. Сделав несколько глубоких вдохов, мужчина медленно погрузился под воду и поплыл, а вновь ступив на песок, спустя десять минут, с благодарностью принимал тепло солнца, возвращаясь к шезлонгу под деревом. Через некоторое время к нему присоединилось все его счастливое семейство, синхронно потянувшись к початым бутылкам пива. Девочки в ярких купальниках расположились на шезлонгах и принялись втирать друг в друга масло для загара, Джейкоб привалился спиной к стволу бука, а Аарон лег на бок, запустив руку в корзинку с едой.

– Дедушка, – позвал последний, разом откусив половину сэндвича.

– Ну, что опять? – убедительно играя раздражение отозвался мужчина.

– Ты обещал кое-что рассказать.

– Проклятье. Ладно, дай мне еще одну бутылку.

Сделав большой глоток и ощутив, как почти позабытое, тепло растекается по телу, мужчина начал свой рассказ.

Глава 2

Пожалуй, время, проведенное в Хорватии, было одним из самых эмоционально насыщенных для нас периодов войны, если, конечно, уточнить о каких эмоциях идет речь. Порой настолько ярких, что кровь и по сей день бурлит в жилах, когда я вспоминаю об этом. Но это была война, время контрастов. Все вокруг казалось сюрреалистичной картиной, плодом работы больного воображения, трудно поддающимся рациональному объяснению. И даже сами люди. Порой, видя запутанный клубок последствий человеческих действий, мы были в шаге от того, чтобы заблудиться в причинах, подтолкнувших их к этим поступкам. Учитывая характер наших задач, роскошь невиданной величины.

Трудно было назвать это жизнью, но вместе с тем мы ощущали себя полными жизни. В каком-то смысле, мы были мертвецами, благодаря особенностям нашей работы, с другой стороны, по тем же причинам, мы были живее всех живых. Мы не различали полутонов и не позволяли себе размениваться на грошовые симпатии, но мы познали истинную сущность любви и ненависти, боли и сострадания, горечи и страсти. Мы ходили по краю и, если уж, позволяли себе испытывать некие чувства, то лишь всем сердцем, словно в последний раз. Мы стали фаталистами с приходом войны и потому, либо лили горькие слезы, либо светились от счастья, либо спасали жизни, либо забирали их. В этом мареве подобия жизни, окруженном нечеловеческой жестокостью и смертями, мы поддерживали друг друга, чтобы сохранять рассудок и продолжать делать нашу работу. Я и Моррис. На этот раз в Хорватии.

Мы попали в город под названием Сплит ранней весной 45-ого года. Это второй по величине город Хорватии после Загреба. Наряду с другими прибрежными городами, Сплит делит Адриатическое море с Италией, находящейся по ту сторону залива, откуда мы и прибыли в Хорватию. Мне тогда было 26 лет, Моррис на год старше меня. Это было время заката усташей, Хорватских фашистов, которые при помощи Славко Кватерника, являвшегося по сути их марионеткой, как, впрочем, и многие другие, объявили Хорватию независимым государством. Они были у власти с 41-ого по 45-ый года, хотя последние были для них довольно шаткими и опасными, по причине очевидной близости победы антифашистской коалиции и падения Германии, покровительство которой сыграло немаловажную роль для этих выродков.

У нас были все основания полагать, что русские возьмут Хорватию и освободят ее от фашистского гнета, но это лишь спровоцировало бы бегство лидера усташей Анте Павелича с его ближайшими соратниками. Кроме того, мы не могли знать, что Гитлер покончит с собой и немцы сдадутся советскому союзу. Поэтому нашей задачей было внести, как можно более едкий разлад в довольно теплые, ввиду общности интересов, отношения Павелича с Гитлером, дабы, в случае побега, один не смог обратиться за помощью и поддержкой ко второму, и под его надзором организовать повторный геноцид в Европе. Разумеется, если бы мы знали, что Германия падет после паники Гитлера, мы поступили бы совершенно иначе. Несмотря на это, наши действия привели к смерти нескольких подстилок фюрера, занимавших высокие посты в НГХ.

– Кватерник… я помню это имя, – задумчиво произнес Джейкоб, – мне рассказывали о его сыне. Как его звали? Юджин?

– Евген, – поправил внука мужчина, запив свою речь потеплевшим пивом.

– Он вроде своей смертью умер, ну, то есть разбился в автокатастрофе.

– Все было иначе, Джейк. То была не авария, а грамотно спланированная акция мести, разыгранная таким образом, чтобы донести мысль до лидеров Аргентины.

– Зачем? – спросил Аарон.

– Месть ради мести. Мы отыскали почти всех немцев, совершавших военные преступления, продиктованные нацистской идеологией не для того, чтобы призвать к справедливому суду, а, чтобы обрушить на их головы заслуженную кару. Так было после второй мировой, так было и после Мюнхена.