– Почему с Павеличем тянули так долго? – спросил Джейкоб.

– Видишь ли, мы ясно сознавали, что этому гаду некуда податься, кроме Аргентины и мы всегда сможем найти его там. Тем не менее, разведслужба присматривала за ним, пока мы охотились за теми, чьи пятки сверкали по всей Европе. А когда мы закончили, решили расплатиться по старым долгам и обратили свое внимание на тех, кто бежал крысиными тропами.

– А старший Павелич?

– Его ранили сербские ополченцы. Вскоре после покушения он скончался у себя дома.

Нахмурившись, мужчина попросил внука передать ему очередную бутылку пива и продолжил.

Попав в Сплит, мы в привычном порядке первым делом должны были обеспечить себе крышу над головой, удаленную от глаз общественности настолько, что нам не приходилось бы беспокоиться ни о раскрытии наших личностей, ни о невольных свидетелях того, как мы поступали с дерзнувшими «проводить» нас до дома. Благодаря связным работающим на Палестину и Англию, агенты нашей организации не нуждались в деньгах, но в годы войны на территории не каждой страны, деньги были ответом на насущные проблемы агентов. Во многих городах Европы не было законспирированных персон, пользующихся безоговорочным доверием оккупантов. Но, к счастью, Сплит был иным местом. За несколько месяцев до нашего появления организация завербовала одного из жителей города, бывшего ярым противником режима. В подобных случаях мы могли рассчитывать не просто на поддержку, но и на информационную помощь, что экономило нам время, силы и позволяло много более скрытно и энергоемко вести дальнейшую деятельность.

Вечером первого же дня, мы отправились на поиски места условно названного баром на окраине города. Не смотря на все тяжелые события последних лет, в числе которых, вторая меньше чем за тридцать лет оккупация итальянцами и взятие города немецкими войсками, Сплит оставался невероятно красивым местом у подножия горы и обладал почти мистической притягательностью. Множество старинных площадей, пестревших соборами, дворцами, замками и башнями, возведенными более тысячи лет назад, маленькие дома из красного кирпича, переплетение тесных улочек мощеных булыжником, куда не проникал свет редких фонарей, набережная открывавшая чудесный вид на заходящее солнце и все это было окружено густым лесом и горными хребтами. И если забыть о том, что по этому чуду архитектурной мысли бродят патрули усташей и обезумевшие от жажды мести четники, чьи настроения мы, впрочем, полностью разделяли, то я мог бы назвать это место одним из лучших для жизни. Днем мы почти не появлялись на улицах города, зато ночью могли наблюдать все звезды, мерцавшие в небе, и луну, отражавшуюся в темном, почти черном, море, бледно-серым диском, покрытым мелкой рябью приливных волн. Этот город создавал непередаваемое словами пьянящее романтическое настроение и вселял в нас жажду действия. Мы приехали туда для выполнения задания, как показало время, в самый удачный для нас момент окончания войны, но мы не были намерены отказывать себе в чувствах, переполнявших наши сердца. Шестой год из проведенных на войне наполнял нас эмоциями, остроту которых в состоянии понять лишь тот, кто узрел хрупкость и тщетность всего сущего. Эти эмоции, щедро сдабриваемые регулярными выбросами адреналина и незнанием границ собственных сил, разрывали нас изнутри, и мы не могли не выразить их всеми доступными нам способами.

Мы брели по самому краю города, грязной набережной, держась густой тени некогда процветавших торговых домов и заброшенных с приходом сначала итальянцев, которым была отдана часть восточного побережья, а затем и фашистов. Экономика пришла в упадок из-за массового бегства сербов, евреев и цыган. Деловые отношения с другими городами и странами были разорваны и компании импортирующие и закупающие товары промышленного и народного потребления, были, либо разорены, либо разграблены, а их владельцы убиты. Всё это предсказуемо вызвало кризис и нищету. Многие из этих полуразрушенных и поросших кустарником зданий, представляли печальное, а местами и мрачное, зрелище. Выбитые двери, разбитые витрины, темные пятна высохшей крови и стреляные гильзы. Красноречивые следы прихода проповедников национализма к власти. Нас же, словно магнитом, тянуло в подобные районы. Никому из напуганных новой властью людей и в голову не придет соваться в подобные места. Нам такое положение вещей благоприятствовало, давая возможность сокрытия чего-то или кого-то. В данном случае ребят одетых в форму служителей оккупационной системы НГХ, за которыми мы бесшумно следовали уже пол квартала. Их было четверо. Хорваты. Немцев в Хорватии не было, потому как Павелич организовал собственные боевые отряды усташей. Гитлер пристально курировал самого преданного репликанта своей идеологии и даже пользовался услугами его армии, так что необходимости в присутствии самих немцев здесь не было.

Мы крайне редко носили с собой огнестрельное оружие, потому что в самых непредвиденных обстоятельствах, это могло поставить нас в очень невыгодное положение. Из постоянных вещей, с нами были лишь удавки, в этот раз трофейные гарроты из Италии, боевые ножи, призванные наносить смертельные рваные раны, несколько метательных и миниатюрные пики, чьи рукояти помещались в сжатый кулак с торчащим между пальцев лезвием, для нанесения быстрых множественных ударов. С этими ребятами у нас был лишь один шанс. Звук выстрела или крик, достигли бы ушей бригады комендантского часа, контролирующей следующий сектор. Дождавшись, когда они свернут на народную площадь, мы обошли их спереди, и заняли позиции по разные стороны улицы, я в подъезде полузаброшенного дома, Моррис в приветливой тени пышного кустарника. Эти парни шествовали шеренгой, будто на параде и как только они прошли мимо нас, мы тихо покинули свои укрытия и метнули, каждый свой, ножи в спины двоих шедших в середине. Все четверо замерли, словно по команде старшего по званию. Живые смотрели на умирающих, медленно оседавших на землю и скаливших рты в немой попытке понять причины внезапной смерти. Не успев опомниться от шока, мой противник получил сокрушительный удар в живот. Идеальная отповедь от любых попыток закричать. Удар кулаком в висок вывел его из строя, заставив мешком рухнуть на землю.

Вынув ножи из трупов, забрав деньги, нашедшиеся в их карманах и разоружив, мы за руки, потащили всех четверых к темным водам набережной. Проколов двоим из них легкие, мы бросили их через каменную преграду. Оглушенного мощным ударом в подбородок, Моррис связал по рукам и ногам и засунув в рот смятую фуражку, взвалил на плечо. Я повторил действия моего напарника. С противоположной стороны улицы на нас смотрели пыльные окна заброшенной лавки морепродуктов и рыболовных принадлежностей.

***

«В темноте пахшего затхлостью помещения не было видно лиц, лишь контуры двух огромных фигур, слегка высвеченные жалким лунным светом, с трудом пробивавшимся, сквозь мутные стекла. Тот, что был выше, извлек из пряжки своего ремня нож ударного предназначения и поочередно ткнул им щеки связанных. Лезвие скрипнуло по их зубам. Оба моментально пришли в сознание и замычали от боли сквозь пропитанную потом ткань. Гигант вытер лезвие о штанину пленника и спрятал нож обратно, вместо него достав огромный, изощренной формы, нож. Второй человек повторил его действие, достав свой, не уступавший размерами. На гарде со стороны полотна ножа, тускло блеснула едва различимая звезда Давида. Этим местом он поднес нож, поочередно к глазам обоих пленников и те расширились от осознания своего положения, перед до крайности озлобленным врагом.

– Нам ничего от вас не нужно, хриплым голосом произнёс гигант, предупреждая любые попытки что-либо сказать, – мы разбудили вас, чтобы вы не опоздали на шоу, где вы в главных ролях.

Напарники рассмеялись. От их низкого, хриплого смеха пленники ощутили, как на их головах зашевелились волосы.

– Вы, ублюдки, совершаете геноцид сербов, евреев и цыган, да еще и в свою поганую веру пытаетесь обратить некоторых, не говоря уже о ваших воспитательных мерах в отношении сербских мальчиков. Похоже, что вы, суки, очень высокого мнения о себе, – голос гиганта понизился еще на несколько тонов и теперь казалось сами стены помещения вибрируют от его звучания.