Осенний московский вечер. Фонари, фары, тени, вывески, реклама, многоэтажки. Мы ехали с Алиной на заднем сидении её машины, вроде бы рядом, но и не совсем. Между нами было больше двух ладоней расстояние. Но некое напряжение, недосказанность, умолчание начинало сгущать и наэлектризовывать воздух.

Само собой вспоминалось, когда-то давно… эм, а не так уж и давно, если подумать: после первого сентября ещё и месяца не прошло. Когда-то сказанные ей слова о «своём Долгоруком в правлении её банка». И, как-то они, эти слова, тогда, в тот день, просто словами воспринимались. Пустыми и безопасными, ничего в себе не несущими. А вот теперь, как-то повисли они в сгустившемся воздухе. Не были они повторно произнесены, но я буквально видел, как появились они между нами. Почему-то, на сто процентов я был уверен, что девочка сейчас их тоже вспоминает. Может быть, по чуть порозовевшим щекам и ушам её, может быть по слегка опустившейся вперёд, обычно всегда ровной голове, может быть, по опустившемуся взгляду, может быть по невольно прикушенной нижней губе…

Ей шестнадцать. Мне — почти шестнадцать, скоро уже, буквально через пару месяцев должно исполниться. Она — девочка. Я — мальчик. Она — красивая девочка. Я — теперь уже, достаточно спортивный и не уродливый на мордашку мальчик. Я прекрасно помнил те взгляды, что бросали на меня девчонки на физической подготовке, когда из-за выхода силой задралась майка и оголила напряжённый пресс. Оценивающие взгляды. В том числе, и её взгляд. И, если в «первый проход» я мог его не заметить, то сегодня, зная, куда смотреть…

Мы почти месяц провели вместе, постоянно общаясь, сидя за одной партой, обедая в одном классе или, позже, за одним столом в школьной столовой, занимаясь совместными делами, то и дело оставаясь наедине… Гормоны — их у нас обоих сейчас, в нашем возрасте, столько, что кровь чуть ли не кипит от их переизбытка. И ведь не только гормоны, но и феромоны… Это же чистая физиология.

А ведь, кроме физиологии, есть ещё и эмоциональная составляющая. Нас начинает тянуть друг к другу… Это закономерный процесс. Закономерный. Просчитываемый…

Да только, от этого понимания ничуть не легче. Какой толк от того, что ты знаешь формулу гравитации и можешь в уме рассчитать скорость, импульс и ускорение тела… когда это тело твоё, и оно падает вниз, с обрыва?

Вот и здесь… Боже! Я начинал испытывать те физические ощущения, какие, казалось, давно и прочно были уже мной забыты. И дрожь в руках, и холодный озноб в районе живота…

Мы закончили говорить о чем-то минуту назад. И эту минуту уже тянулось это наэлектризованное молчанье. Рука моя, как бы невзначай, скатилась с колена на мягкую дорогую обивку сиденья. С той стороны, где сидела девочка. На следующем повороте машины ладонь непроизвольно (или произвольно?) сдвинулась ближе к ней.

На новом повороте, упала с колена её рука и тоже легла на обивку сиденья. Между нашими ладонями осталось расстояние всего в несколько сантиметров.

Новый плавный поворот, и руки сдвинулись. Расстояние между ними стало меньше… Мой мизинчик медленно поднялся и оттопырился в сторону, нависнув над пальчиками девочки…

И тут машина остановилась. Всё. Мой дом. Мы приехали. Палец дёрнулся и стыдливо вернулся на своё место. Ладонь, и вовсе, сжалась и отползла к ноге. Ладонь девушки секундой позже повторила этот маневр.

— До завтра? — немного неловко улыбнулась девочка.

— До завтра, — улыбнулся я, понимая, что и моя улыбка выглядит так же неловко, как и её. Пауза, повисшая после, была ещё более неловкой, чем наши улыбки. Весь мой взрослый опыт кричал в левое ухо: «Позови её к себе, на чашечку чая, болван! Позови сейчас. И, плевать, что чая у тебя в квартире нет, и она об этом знает…». Так же, опыт добавлял, что она может не согласиться на приглашение, но она его ждёт!

— Завтра, продолжим работу над песней. У тебя получается просто хит! — не повёлся я на нашёптывание опыта. В большей степени, потому, что тот же опыт, но только уже в правое ухо шептал: «А что потом, парень? А? Что потом? Ты готов к тому, что будет утром? Готов к последствиям?». — Твой голос просто волшебен, — не удержался от добавления я, понимая, что начинаю вновь идти на поводу левого уха.

— Спасибо, — чуть-чуть отвела в сторону взгляд она.

— Ну ладно, — решительно, мысленно схватив себя за горло (или за яйца), я отстегнул ремень безопасности и протянул руку к ручке открытия двери. И да — я открыл её. Открыл и вышел. — Завтра тяжёлый день, надо многое успеть, — сказал ей, дождался ответного кивка и аккуратно, без хлопка затворил её.

Я решительно повернулся к дому и двинулся прочь от машины, медленно тронувшейся с места и начавшей отъезжать.

Я успел сделать десять шагов через открытое пространство, отделявшее место остановки машины от забора территории моего дома, когда из темноты проулка вынырнула до боли знакомая машина ППС. Она понеслась прямо на меня. Я еле успел отпрыгнуть. Правда, отпрыгнуть к забору, лишившись возможности манёвра.

А дальше… А дальше, я бы сказал, что было всё, как во сне, если бы это и так не был «сон». И, если бы, не было это всё настолько чётко, рельефно, отчётливо, остро. Мир, как будто замедлился. И я вместе с ним попал в вязкий кисель вместо воздуха, который заставлял меня двигаться медленно-медленно…

«Бобик» остановился. До боли знакомо распахнулись три его двери, выпуская наружу вооружённых ППС-ников. Двоих в броне и шлемах с «сучками» в руках, водителя только в броне, пытающегося вытащить из кобуры табельный пистолет.