И я, в первый момент, даже не увидел в этом проблемы. И во второй не увидел. И даже в третий. Лишь только, когда закончил упражнения и, вымывшись, вернулся из тира на жилую «половину» комплекса, показал врученное мне приглашение Алине, пившей чай с Мари в одной из «общих» гостиных комнат, и увидел взгляд Мари, понял — проблема есть. Она вот только что появилась…

Мари… Я, вообще, очень плохо понимаю женщин. То, что варится и происходит в их головах, не смотря на весь мой жизненный опыт, опыт всех моих жизней, остаётся для меня неразрешимой загадкой. Прекрасные головки прекрасной половины человечества так и остаются для меня классическими «черными ящиками» из теории автоматизации управления. Точнее, «не классическими». Ведь, нормальный «чёрный ящик», получая на входы одну и ту же комбинацию сигналов входных, на выходы подаёт одну и ту же комбинацию сигналов выходных, а голова женщины… такому условию не отвечает.

Мари — она ведь знала раньше о моих чувствах к ней. Не могла не знать. Я достаточно ярко и красноречиво «сох» по ней, чтобы женщина, пусть даже совсем юная и неопытная, могла такое обстоятельство не замечать. Хоть, открыто и конкретно в «любви», конечно, не «признавался». При этом, она во мне заинтересованности не проявляла никогда. Пренебрежение, «фырканье», холодность, высмеивание моих недостатков… бывало, что и публичное — на некоторых приёмах, устраиваемых Долгорукими или посещаемых ими. Заигрывание с Максом Тверским — это то, что я видел и получал от неё.

Не всегда, правда — было у нас, что вспомнить и в позитивном ключе. Те же фотографии и кадры с нашего «Югорского побега» не на пустом месте появились, не фейковые они. Правда, отсняты они были ещё до того, как мы с ней узнали о своих предстоящих женитьбе и замужестве… давно, в общем. И не правда. Но, в последние полгода нашего общения, в последние полгода перед моим четырнадцатилетием, было именно так. И именно такой я Княжну Мэри запомнил перед своим изгнанием. И перед «пробуждением» соответственно: надменная, прямая, холодная и недоступно прекрасная.

«Надеюсь, мой подарок поможет вам больше не опаздывать, Юрий. Будильник, который вы не сможете разбить или проигнорировать. Пунктуальность ценится работодателями… Прощайте!» — это было последнее, что я от неё услышал в тот день. В четырнадцатый день своего рождения. И именно так: на «вы» и не даря прямого взгляда. Со вздёрнутым чуть ли не к потолку своим милым курносым носиком. Болезненный укол… один из самых болезненных уколов того в целом болезненного дня. Особенно, это вот, резкое, словно пощёчина или выстрел: «Прощайте!»…

Я, кстати, не знал тогда про завод. Понимал, что обручение и предстоящий наш брак — действие политическое, союз Родов и всё такое, но связывал его только с тем, что у Князей просто удачно сложилось: разнополые дети схожего возраста. Невеста на выданье… Мне и в голову не могло прийти, что это Воля Императора. Мне, в то время, казалось, что после разрыва нашей помолвки, Мари окажется свободна. Свободна в своём выборе жениха. И, наиболее вероятным мне виделся её союз с тем же Тверским, с которым она не раз заигрывала у меня на глазах. К болезненности этого удара я морально готовился. И считал, что был морально готов. Тем мощнее по мне прошлась новость о помолвке её с Матвеем, так как к такому повороту готов я не был совершенно. В тот момент, всё выглядело так, словно брат украл всю мою жизнь. Всё, что предназначалось судьбой для меня, он забрал и присвоил себе: моё положение, любовь моей матери, уважение и внимание моего отца, мою часть Дара (как иначе он бы смог стать Гением поколения?), мою невесту… Только проснувшийся к тому времени опыт и взгляд взрослого человека позволил мне удержаться от падения в жгучую ненависть к нему. Понимание незамысловатой истины, что: «Если к другому уходит невеста, ещё неизвестно, кому повезло!».

А, что сейчас? Что я вижу теперь?

Нет, о какой-либо теплоте речи не идёт. Но мне почему-то начинает казаться, что меня рассматривают, как собственность! Собственность, на которую никто не имеет права посягать или тянуть свои «грязные лапы»… Но, блин, с хрена ли?! С какого вообще перепугу? Или что это? У женщин закон такой, о котором я чего-то не знаю? Что спасший вас мужчина автоматически зачисляется в реестр вашей собственности?

Однако, пришлось звонить Алексею Константиновичу, благо его номер у меня после нашей прошлой встречи появился. Звонить и спрашивать о Мари. О её непреклонном намерении посетить его маленький вечер. О том, не войдёт ли это в противоречие с самой идеей организации таких мероприятий…

Оказалось, что не войдёт. И даже серьёзной сложностью не является. И, уже через полчаса, Матвей в своём зале для тренировок получал точно такой же конверт, как, до этого, я. Той же Московской фельдъегерской службой доставленный. В котором лежало такое же именное приглашение на званый вечер Алексея Константиновича. На Матвея Петровича Долгоруког «+1».

Изящный выход. Очень дипломатичный, очень тонкий, и имеющий перспективы взаимовыгодного развития, как для тусовки Бездарных Долгоруких, так и для одного конкретного, представителя Одарённой ветви этого Рода. Я же так понимаю, что Даровитые Долгорукие не часто и не сильно стремятся на подобные собрания попасть. А присутствие даже хотя бы одного такого, очень сильно поднимает официальный уровень проводимого мероприятия в глазах делово и денежной элиты города.

Естественно, его «+1» стала Мари — все довольны. И приличия все тоже соблюдены. Казалось бы… да так только казалось — не слишком довольной осталась сама Княжна Мэри. Видимо, всё-же, рассчитывал она на что-то иное. На какой-то другой вариант. На то, что я потесню Альбну, что ли? Даже и не знаю. Женская голова, как и женские души, для меня были и остаются предметами тёмными, изучению не подлежащими.

Однако, в назначенные день и час, кортеж из десятка наших машин (моя и Матвеева охраны были волей их начальства не 'объединены и оптимизированы, а сложены вместе, что дало такое количество и такую солидность), въехал на территорию знакомого уже мне объекта частной собственности. Из первой машины, согласно статусу, вышли Княжич с Княжной. Из второй — мы с Алиной. Да — мы ехали на разных машинах, что вызвало глухое раздражение Мари и безмолвное удовлетворение Алины.