— Что? – после долгой паузы, — мужчина средних лет? Жив, но пришлось стирать память всей бригаде скорой? Спасибо, Кадир. Не дергай Малкавиана, я за него поручусь.

Понять, что происходит, Фьялар так и не успел. В студии появились Крис и Моника, горевшие желанием обсудить вчерашнюю заварушку, потом Норвик, с чехлом для контрабаса.

— Там то, что я подумал? – спросил Фьялар, глядя на чехол.

— Он самый, — рассмеялся Норвик, — что-то я в последнее время себя без него чувствую одетым не по сезону.

Войцех влетел в студию, и, едва кивнув Фьялару, потащил Криса в угол. Возможно, он собирался оставить в тайне этот разговор, но голос его срывался чуть не на крик.

— Извини за вчерашнее, — сбивчиво заговорил Войцех, чуть не вжимая Криса в стену, — ты был прав, а я идиот. Ты все сказал как есть, а я «Его Сиятельство» разыграл напоказ.

— Да проехали, — улыбнулся Крис, — ты чего? Присоединяйся к компании, послушаешь, что ты вчера пропустил.

— Я догадываюсь, — мрачно произнес Войцех, — мне Ал-Асмай звонил. Про Мелисенту спрашивал.

— Про кого? – вмешался Фьялар, подходя к ним.

— Про Принцессу, — Войцех побледнел, как полотно, и над его кроваво-красной верхней губой отчетливо стала видна золотистая полоска усов, — Фьялар, я убегаю, сообщишь мне, когда следующая репетиция. Мы придем.

— Мы?

Войцех кивнул и бросился к выходу.

– Fuck! – Крис чуть было не сплюнул в сердцах на пол, но вовремя остановился.

— Думаешь, несостоявшийся труп заявится к нам на репетицию? – спросил Норвик.

— Думаю, все намного хуже, — покачал головой Крис, — и девочка жива.

— Что с ним? – вмешалась Делия, — это Безумие?

— Самое страшное из всех, — ответил Крис, — особенно, если дело касается Сородича. И особенно, если речь идет о Малкавиане. Любовь.

Волки появились часам к десяти вечера. Они демонстративно избегали смотреть на вампиров, но с Фьяларом выпили по глотку, символизирующему мирные намерения и готовность к сотрудничеству. Обмен контактной информацией и приглашение посетить лесной особняк через три дня заняли четверть часа, и хмурые байкеры удалились, провожаемые настороженными и недоуменными взглядами вампиров.

Еще один звонок в дверь прозвучал сразу после их ухода.

— Для Беккета рановато, — удивленно сказал Фьялар, — может, Войцех решил вернуться?

— Войцех знает, что тут не заперто, — ответил Диззи и пошел к двери.

В студию вошел незнакомый мужчина, лет сорока с небольшим. В его темно-рыжих волосах и боцманской бородке чуть светились седые пряди, серые глаза под нависшими бровями смотрели сердито и строго. Не удостоив хозяина даже приветствием, он направился к дивану, на котором сидел вжавшийся в спинку Бобби.

— Игры кончились, мистер МакГи, — заявил он, нависая над Бобби.

— Ты сказал, что тебе нет до меня дела, — отпарировал обретший смелость Бобби, поднимаясь с дивана навстречу грозному контр-адмиралу в отставке.

— Мне не было дела до бездельника и труса, — хмыкнул МакГи старший, пожимая узкую ладонь сына, — но о твоих подвигах мне доложили.

Он, наконец, повернулся к Фьялару.

— Добрый вечер, мистер Бруниссон, — Брюс МакГи слегка поклонился, — я прошу прощения за то, что явился без приглашения. Но у меня есть к вам официальное предложение. И думаю, оно из того рода предложений, от которых невозможно отказаться.

* Fate – американский журнал о паранормальных явлениях

29. Кони-Айленд, Бруклин, Нью-Йорк. Мелисента

— Шлюха, — процедила сквозь зубы мать, и Мелисента вжалась в глубокое кресло.

Родители сидели на диване, напротив, в кои-то веки рядом, словно учиненный ей допрос объединил их.

— Где ты была чуть не до утра? – отец был мягче, но голос его был полон искреннего беспокойства.

— На концерте, я же говорила, — Мелисента с трудом подавила желание сбросить челку на лицо. Этот жест уличил бы ее во лжи лучше всякого румянца и дрожи в голосе, — а потом нас с девочками пригласили отметить дебют.

— Чей дебют? – саркастически поинтересовалась мать, — ты его с другим словом не путаешь?

Они были очень похожи, мать и дочь. Те же синие глаза, темные волосы, короткий точеный нос. Но мать, в свои неполные сорок, уже расплылась и обрюзгла от постоянного поглощения шоколада за просмотром мыльных опер, и юная красота дочери служила ей всего лишь горьким напоминанием о том, что утратила она сама.

— Лисси, я думаю, девочка не знает, какое слово ты имеешь в виду, — тихо заметил отец.