Пять, четыре, три… — в мгновение ока справа врывается облако черной пыли, скрывая собой существо, что её распространяет. В один рывок подбегаю к приманке, но болотница оказалась проворней. Облако настигает сверток, ребёнок истошно вопит, тварь вонзается в нежную плоть и в то же мгновение магия ведьмы ослабевает. Теперь я вижу голову.

Прыжок, размах и клинок вонзается в толстую шею со звоном и хрустом, плотная кожа не дает нанести поражение сразу. Низшая бросает еду, мгновенно из её рук вытянулись когти — вновь целит в живот, как и в прошлые три раза. Но только сейчас туман ей не поможет. Последний размах мы делаем одновременно: или я, или она.

Резкая боль обожгла живот, тварь всё же успела, но и мой клинок настиг раненную шею, безобразная получеловеческая голова глухо покатилась по земле. Колени подогнулись сами собой, мрак дери, жутко больно, когда потрошат кишки, уж лучше бы сразу голову. Зажав рукой борозды плоти, еле дошла до свертка, он всё еще шевелиться. Болотница успела хорошо его попробовать, рука разорвана, кровь заливает пелёнки.

«Как же больно», — проноситься в голове.

Делаю усилие, нащупываю в карманах порошок.

— Сейчас, не ори… — совсем мало, совсем.

Еще раз смотрю на сверток, затем на собственные кишки в руках. Похоже, умирать придется мучительно.

Золотой сверкающий порошок быстро впитывается в кожу, это всегда очень красиво. Ребенок перестает кричать, рана на его руке мгновенно затянулась, умеют же остроухие стряпать лекарства! Остатки зелья вытрясла на живот, жаль, что ничего не осталось.

— Тугуны проклятые! — ругаюсь я в пустоту.

Порошка всегда дают только на один раз и не важно, сколько придётся вытерпеть смертей за задание. Поднимаюсь на ноги, шатаясь, всё же подхожу к обезглавленной твари: пнуть её сапогом было приятно.

— Я, Вагарда Вэркус, служитель второй гвардии зачистки приговариваю тебя к смерти и все такое… — шепчу я, прихватывая живот.

«Порошок же почти ничего не стоит, мелочь! Людям-гвардейцам и даже вонючим оркам его выписывают запросто», — думала я, возвращаясь в деревню с младенцем.

Но королевское казначейство не желало тратить даже полсарта на контрактников-азагуров, хоть наши зачистки и приносят хорошие деньги, порошка давали порцию.

Боль выворачивает изнутри, в глазах темнеет, но ещё держусь — первый дом уже близко. Наконец, встаю на дощатое крыльцо и стучу в дверь. Всё-таки падаю.

* * *

— Она не спит! — босые ноги прошлепали по деревянному полу, дверь скрипнула, скрыв парочку крестьянских детей.

Голова гудела, раны ещё побаливали, значит, я переродилась совсем недавно. Подо мной была твердая лавка с колючим соломенным матрасом, несомненно, лучшее спальное место в деревенском доме. Меня умыли, переодели и укутали в жёсткое льняное одеяло. Дверь вновь скрипнула, лёгкие шаги, кто-то остановился рядом в нерешительности, пришлось открыть глаза:

— Простите моих детей, азагур, они слишком любопытны, — тощая женщина потупила взгляд, — и нас простите, мы вонзили вам в шею кинжал, когда вы упали на нашем пороге.

— Вы знаете, что сделали доброе дело, — голос показался чужим из-за хрипоты, всё же пронзать шею лучше подальше от связок.

— Могу ли я накормить вас? Муж заколол поросёнка, — услужливо предложила хозяйка дома и, взглянув на неё ещё раз, я узнала мать того самого кулька.

И хоть нежного молочного поросёнка хотелось до одури, я отказалась. Мясо в крестьянской семье — непозволительная роскошь.

Но проворная женщина всё равно тайком запихнула в мой походный мешок ломоть свежего хлеба и свиную ножку, сидя на телеге, я уплетала сладковатое мясо, с удовольствием облизывая липкие пальцы. Когда из столицы приехали, крестьяне вышли проводить меня всей деревней, махая напоследок так, будто мы знакомы целую вечность. И всего-то стоило вернуть ребенка целым, ох уж эти люди.

И хоть ошейник опять сменили с боевого на контрольный, и магическая сталь утяжеляла даже дыхание — было хорошо.

ГЛАВА 2. ТЕЛЛИАРОН, БИТВА ПРИ ВАРМАСЕ

Над полем в предрассветный час утихли даже птицы, старик бы непременно сказал про дурной знак, но я знал, что он отвык от крови и так всегда перед боем. Ветер принёс эхо, гулкий топот, вдали, за лесом. Это шествует армия гоблинов, лужа у моих ног пошла мелкой рябью — что ж, поганцы прихватили троллей.

— Принц Теллиарон, мой господин, вы тоже чуете троллей? — голос Сабата оторвал от размышлений, — что прикажете делать?