— Скажи, что я заболела.

— Не пойдёт, у них есть личный целитель.

— Умерла?

Арэн тихо смеётся и берёт меня за руки, притягивая к себе. Пытаюсь сопротивляться, но он сильнее.

— Если я скажу, что ты умерла, это будет ещё хуже, чем просто сбежала или заболела, — его руки ложатся на мои плечи, слегка поглаживая.

— Ты совсем не соображаешь, что делаешь! Я сейчас же пойду и… — он не даёт мне договорить, перебивая.

— Останься, останься здесь.

— Нет, ты меня подставил, снова! Напился, согласился на ночёвку, а эта грымза!

Хочу продолжить, но нас отвлекает стук в дверь. Я хмурюсь, не понимая, кто это среди ночи. Взгляд Арэна становится более осознанным, и он властно отодвигает меня в сторону, идя к двери. Но почти сразу же спотыкается об собственный сюртук, валяющийся на полу, почти падая. Я издаю тихий раздражённый стон и спешу открыть дверь сама, но он снова останавливает.

— Стой тут.

Мужчина поправляет рубашку, откидывает алые волосы назад и наконец открывает. На пороге стоит тот же слуга, держа в руке красную бархатную коробку и протягивает её Арэну.

— Госпожа Розенкранц просила передать вам, в знак уважения и гостеприимства.

Ректор слегка удивлённо смотрит на коробку, но всё-таки принимает и благодарит. Дверь снова закрывается, и я подхожу ближе, сгорая от любопытства. Очередной жест надменности или это правда подарок?

Открыв коробку, мы видим несколько бутылочек с краю, а посередине лежит тонкая чёрная ткань.

— Что это? — шепчу я и вытягиваю материю наружу, разворачивая её.

Тут у меня и отвисает челюсть: передо мной чёрная шёлковая ночная рубашка, расшитая кружевом, с чрезвычайно тонкими лямками. Она даже сейчас выглядит практически пошло, боюсь представить, как это будет смотреться на теле.

— О Пресвятые… — я тихо вздыхаю, отходя в сторону, ближе к свету свечей, чтобы разглядеть одежду. — Она что, издевается надо мной?!

Позади слышу низкий смех, и это злит ещё больше. Я резко оборачиваюсь, сжимая в руке лоскут мягкой ткани, и огрызаюсь.

— Нет, все тут решили устроить мне персональный ад? Я что, по-вашему, такая слабая, что можно издеваться?

Помимо ледяной ярости, в груди разливается ещё и ядовитая обида. Очередные обстоятельства, в которых я оказываюсь беспомощной и не могу никак повлиять на события. Разве что кричать, плакать и топать ногами, как ребёнок, доказывая, что тоже стою внимания. Чувствую, как в глазах начинает щипать, и вот-вот хлынут слёзы, обжигающие, горькие.

Смех Арэна затихает в мгновение, он ставит коробку на ближайший комод и подходит ближе. Мужчина мягко забирает из моих рук ночнушку и кидает её на пол, к своему сюртуку.

— Что ты…

Хочу прояснить, но он продолжает напирать. Теперь уже ведёт меня к кровати, мягко усаживает, а сам садится передо мной на колени, держа за руку.

Раздражение немного спадает, уступая место замешательству. Арэн берет мою ладонь и кладет её себе на щеку, медленно потираясь, как котенок, жаждущий ласки.

— Знаю, что всё испортил, но… — он открывает глаза и смотрит на меня снизу вверх. — Ты такая умница…

Его шепот вызывает еще большее смятение внутри, и всё, что я могу, это издать тихий удивленный вздох. В полумраке спальни, в этой позе, передо мной, он выглядит таким… таким… Что я даже слов подобрать не могу. Моё молчание заставляет мужчину нахмуриться, и он уже берет вторую мою руку, перенося её на вторую свою щеку.

— Мора, — он тихо зовет, прикрывая глаза на мгновение. — Я сделаю всё, что угодно, только скажи. Я не хочу, не хочу, чтобы ты… — он вновь делает паузу, слегка поворачивая голову и касаясь губами моей левой руки. — злилась.

Как же он пьян… От его действия я не в силах пошевелиться, просто не зная, как реагировать. Гнев окончательно улетучивается, слез на глазах больше нет, а ощущение тепла и странного трепета внутри лишь растет. Особенно, когда его теплые губы касаются моей кожи, и чувствую, как он прижимается к ней. Изо рта вырывается очередной вздох, и я сама не понимаю, почему так.

— Не молчи… — шепчет Арэн, уже целуя мою ладонь.

Черт возьми… А что тут скажешь? Оттолкнуть? Позволить? Извечный вопрос, когда я с ним, и ответ всегда очевиден.

— Ты пьяный… И ты… — замолкаю, пытаясь придумать ругательство, которое контракт бы не забраковал. — Ведёшь себя неприлично.

— Неприлично? — слышу, как он издает тихий низкий смешок и чуть поднимается, продолжая целовать мои руки. — Пусть так.

Одна его ладонь ложится мне на ногу, словно он ищет опоры, аккуратно сжимая сквозь тонкую ткань платья. Моё дыхание ускоряется по мере его действий, и я совсем не понимаю, почему позволяю. Внизу живота разливается тепло, и я не хочу, чтобы это заканчивалось.