Шрифт:
Муж Лены – Вячеслав Евстигнеевич – все же нашел для меня и уголь. Он привез мне его к дому. Он вместе с двумя солдатами, я и моя дочка, ведрами перетаскали эту кучу – целый грузовик – ближе к моему дому. Но навеса для этого угля не было.
Было и еще одно обстоятельство, которое очень осложнило мое дальнейшее существование.
Так как период заготовки дров и угля уже закончился, мой спаситель Вячеслав Евстигнеевич нашел эту тонну угля в каком – то далеком колхозе, но в бесхозном виде – под открытым небом, смоченным осенними дождями и припорошенным ноябрьским снегом.
Когда мы таскали уголь к дому от машины, он был очень тяжелым, мокрым. «Угольный суп». Я не думала об этом, главное, уголь!
Уголь носила в небольшом ведерке и моя дочь-подросток. Также она ходила по воду. Осенью на тележке, зимой – на санках, возила канистры. Вода была в колонке. Одна колонка на несколько улиц. Особенно проблематично было зимой, когда вокруг все покрывалось льдом. Нужно было ждать, когда кто-нибудь из мужчин прорубит ступеньки и сделает что-то наподобие страховки. Хождение по воду, так же как и вынос использованной воды («слива») из дома – тема, заслуживающая другого рассказа: « Как я в России по воду ходила».
А мне, по–прежнему, надо было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. После больницы здоровье восстанавливалось лишь усилием воли, буквально по крупицам. Весу набраться было неоткуда. Денег на хорошее питание не хватало. Это было время, когда остановились все предприятия Самары, люди были отправлены в бессрочные отпуска, никто не платил за городской транспорт, и никто за это не наказывал, а также люди ежедневно ездили на свои родные предприятия.....обедать. Их раз в день кормили, предприятия изыскивали на это средства – накормить хотя бы раз в день.
А мне нужна была физическая сила круглосуточно что-то пилить. Трудно было растопить печь так, чтобы хорошо обогреть наше жилище. Вода еле теплилась. Лишь бы не замерзла, думала я, главное, сохранить плюсовую температуру воды в «системе», чтобы ни один подлый кристаллик льда не прокрался. Так как дом был «времянкой», он был без надежного фундамента, с тонкими стенами, задумывался как летний. Передо мной стояла задача, как перед нашей страной после революции 1917 года – выстоять во что бы то ни стало.
Но теперь ситуация осложнилась. Ударили морозы. Моя гора угля замерзла и стала день ото дня покрываться все более толстым слоем снега. Добыча усложнилась. Я стала выкапывать «нору» в снегу, а потом ломом выдалбливать куски угля. Потом все это я заносила в дом. Лед оттаивал, и уголь опять становился почти жидким. Новая задача потребовала внесения изменений в техпроцесс подготовки топлива для закладки в печь. Были куплены большие дуршлаги и тазы. Партиями мокрый уголь выкладывался в дуршлаги для стекания воды. Полуготовый уголь подсушивался газетами и тряпками. Была налажена целая цепочка подготовки продукта «УГОЛЬ». Этим была занята вся прихожая, она же кухня. В комнате мы спали и я шила. На газовой плите подсушивать много не удавалось, так как газ был привозной и его надо было экономить на приготовление пищи.
После смерти тети Маши некому было приглашать в баню по субботам, а ходить в общественную было далеко, некогда, дорого, возвращаться в холодный дом после бани опасно для здоровья. Не мылись вообще.
Ходили одетыми, по типу капусты, все было грязным от постоянной возни с углем, он вытекал из тазиков, я постоянно все застилала тряпками, газетами, все было в угольной жиже.
Но процесс был налажен, круглосуточно я дежурила у печи, в промежутках между закладками и добычей топлива, я весело шила летние платья с рюшами и в горошек.
Но тут опять усложнилась ситуация. Закончились кресла из актового зала. Просто уголь, даже с тряпкой, смоченной керосином, не загорается. Нужна растопка из древесины. Древесина на вес золота. Опять ездила на автобусах, выглядывая, где есть дровишки ненужные. И нашла! Возле одного дома лежали два огромных заснеженных бревна. Длинные, метров по 7. Нашла хозяина. Он мне их подарил. Нашла грузчиков, они мне привезли бревна к дому. Но оставлять их на улице я не стала. На улице очень холодно их «обрабатывать». Я попросила внести их в дом. Прямо от порога на всю кухню, она же прихожая, где в ряд стояли дуршлаги с углем, и далее на пол комнаты, теперь лежали мокрые, грязные и промерзшие бревна. Теперь мне не надо было выходить на улицу рубить и пилить, как кресла из актового зала, а можно было пилить кусочки прямо тут, на полу в кухне. Дочь мне помогала, как могла, хотя труд этот весь был отнюдь не детским и не женским. Трудно было безумно. Вся кухня теперь была еще и в грязных опилках.
Еще в ноябре, когда я поняла, что по своей неопытности «пролетела» с дровами и осталась без работы, у меня была страшная паника. Это не шутки – в такую зиму без топлива – смертельно опасно. Тогда я написала письма всем родственникам – далеким, близким, состоятельным и не очень. Я попросила помощи. Я попросила до весны приютить у себя мою дочь. Чтобы мне было не так страшно вылезать из ситуации, в которую я попала. Ответили только трое. Одна сестра написала теплое поддерживающее письмо, другая прислала 40 рублей, а дядя из Самары передал огромный пакет с продуктами. Я им была очень благодарна.