— Ну да, благородный, любящий… — говорит он с сарказмом и ухмыляется. — Как же много вы не знаете или не хотите знать о жизни дочери.

— Глеб, замолчи! — зло выкрикиваю и смотрю испепеляющим взглядом. — Хватит!

Повисает долгая пауза, которую никто не решается прервать. Глеб стоит, облокотившись о дверной косяк, и искрит недовольством. Мама практически не меняет позы, так и сидит за столом как статуя. Я пристроилась напротив стола, облокотившись на мойку, со сложенными на груди руками. Смотрю на небо за окном, так легче сконцентрироваться на чём-то другом.

— Что же ты сделала? — негодует мама. — Лёша же тебя так любит? Как ты ему в глаза будешь смотреть? Как ты с ним дальше жить планируешь? Ой, батюшки, что творится! — мотает головой и снова всхлипывает.

— Мам, ну не надо, не плачь! — на надрыве выпаливаю и сама же зеркалю её состояние.

— А как же дети? Лёшка же так мечтал о большой семье… Яна… — мама начинает плакать, прижимает кулак к губам, встаёт и уходит в ванную.

А когда выходит, смотрит на нас полными холода глазами и говорит:

— Яна, собирайся и уезжай домой. Всё. Ты нагостилась. Я не собираюсь участвовать в этом или, того хуже — прикрывать ваш стыд. Сейчас же собирай вещи и уезжай к своему мужу. А там уже разбирайтесь и живите как хотите.

Глеб поднимает брови, уводит взгляд в сторону, прохрустывает поочерёдно костяшки на кулаках. Приоткрывает рот с намерением что-то сказать, но я его перебиваю:

— Глеб, иди собирайся. Мы едем домой.

— Сегодня?

— Сейчас!

Яна

Ледяной ветер бьёт в лицо, а на небо стремительно набегают свинцовые тучи. “Будет гроза”, — думаю и жду, когда Глеб загрузит все вещи.

А ведь я, кажется, впервые за всю жизнь поругалась с мамой. Хотя ссорой это не назвать. У неё свои устоявшиеся принципы. Я понимаю эту позицию, более того, согласна с ней. Да, это измена, и то, что у нас с Алексеем в отношениях большая дыра, не отменяет её факт. Я его жена. Я — Белова. А главное, на данный момент, я не вижу дальнейшего развития событий с Глебом.

Кто мы друг другу? Что мы чувствуем?

Всё это настолько не то что туманно, а нереально и абсурдно. Но суть в том, что нам теперь с этим нужно будет как-то уживаться. Миронов сам не уйдёт с этой работы, а я не стану просить Алексея уволить его, чтобы не вызывать лишних подозрений.

Вдалеке сверкнула молния, разрезая небо кривыми линиями.

— Сейчас ударит гром, — не сразу понимаю, что эту фразу я говорю вслух.

Глеб закрывает багажник, поворачивается в сторону, откуда движется гроза, и тоже ненадолго замирает в ожидании раската грома.

Но его не происходит. В воздухе слышны лишь звуки ветра и шелест листвы.

— Всё готово, — поворачивается и смотрит с едва уловимой улыбкой, словно хочет подбодрить меня. — Пора ехать.

Выхожу из-под козырька подъезда, подхожу к автомобилю, оборачиваюсь назад и поднимаю голову в сторону наших окон. Пусто. Глупо, конечно, ожидать, что мама будет счастливо махать мне на прощание ручкой, но всё же. Поганенько.

Мы садимся в Мерседес и уезжаем из самого родного для меня места, которое вмиг стало чужим…

— Твоя мать может рассказать Белову о том, что видела нас в постели? — через двадцать минут молчания Глеб решает нарушить тишину.

— Я так не думаю, — устало и с ноткой небольшого раздражения отвечаю на его вопрос.

— Надеюсь, ты не считаешь, что это я всё подстроил? — прижимается к обочине и тормозит. — Яна, если ты думаешь, что… — с прищуром смотрит на меня в зеркало заднего вида.

— Глеб, я ничего не думаю. Успокойся уже и поехали, — отворачиваю в сторону голову и прикрываю глаза.

— Ян? Я отвёз Тамару Игоревну на мероприятие и предложил её забрать. Она согласилась, обрадовалась этому. Мы договорились, что, когда она будет собираться, позвонит тебе. Или мне. И я её заберу, блять! Я тебе серьёзно говорю: сам не ожидал, что она заявится с самого утра.

Понимаю, что не могу больше находиться рядом с Глебом. Хочется остаться в одиночестве, и чтобы никто меня сейчас не трогал, не лез под шкуру. Открываю дверь машины и выскакиваю на улицу под проливной дождь. Тут же сбегаю с обочины вниз и галопом бегу вглубь рапсового поля.