Минуты общения с мамой Машей для меня всегда были сутью существования и верхом блаженства. Я шел рядом с очаровательной дамой и думал только о том, как бы ей услужить, как бы сделать так, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ей невероятно сложную жизнь. Я готов был даже стирать Костины пеленки и готовить еду для всей семьи, ходить в магазин и пестовать ее мужа и сыновей, если бы это не выглядело странным для окружающих. Все нетрадиционное в наш несовершенный век, увы, осуждается.

– Ну, что, псуленька, - первой не выдержала долгого молчания Мама-Маша, - как там наш Витя в школе?

– Я завилял хвостом, и Мама-Маша тотчас же, казалось, успокоилась, поняв, что с Витей все совершенно в порядке.

Я продолжил свой рассказ хвостом, и мы чудно пообщались. Я рассказал и про уроки физики и химии. Про дверь, в замочную скважину которой насыпали бертолетовой соли, я рассказывать не стал, просто не знал, как обрубком хвоста изобразить бертолетову соль. Да кроме того, не хотелось пугать маму Машу. Она, честно сказать, мне ужасно нравится, и я чувствую себя за нее в ответе. Я готов сразиться за нее с кем угодно, пусть бы только мне представилась такая возможность.

Словно бы в ответ на мои мысленные призывы, я услышал чей-то свист. Мы оба с мамой Машей оглянулись и увидели заурядного пьяного (поверьте моему собачьему обонянию). Он поравнялся с нами и начал примерно так:

– Девушка (это к маме Маше), а куда это вы так спешите?

– Мама-Маша удивилась столь бесцеремонному обращению, - какая она в самом деле "девушка", пусть уж лучше "дама с собачкой", - и, не отвечая, повернулась. Мы пошли в обратную сторону к дому, но нахал не отставал.

– Фу, Пиратка, фу, - закричала Мама-Маша, но было уже поздно. Я вырвался из ошейника и осуществил давнишнее свое желание быть чем-то реально полезным маме Маше, защитив ее от кого-то. Я был столь агрессивен и страшен в эти минуты, что нахал отступил.

Облаяв его еще для порядка, я повернулся к маме Маше и размеренно, уже не виляя хвостом, зашагал рядом с ней. Я чувствовал себя настоящим мужчиной и страшно этим гордился. Мама-Маша взяла меня на поводок, но это, повторяю, не более чем для ритуала.

А еще показалось мне, что Мама-Маша растрогалась.

И честно вам скажу: мне в эти минуты уже как-то неловко было делать свои уличные дела, идя рядом с женщиной, которую я только что защитил. На обратном пути мы продолжили нашу беседу.

Я даже попытался что-то сказать, но, видимо, невнятно, потому что Мама-Маша вдруг сказала:

– Жаль, Пиратка, что ты не разговариваешь.

– Ну, во-первых, я разговариваю, - не сдержался я, - стало быть, жалеть приходится только о том, что я делаю это не так хорошо, как люди, а во-вторых, я еще раз убедился в том, что людям не угодишь во всех случаях. Все им мало!

Глава 10

Дома, перед сном

Мы возвратились домой. А пока Мама-Маша открывала дверь нашей квартиры, я, переполненный сегодняшним своим геройством, решил совершить еще что-нибудь экстраординарное.

Я огляделся: на лестничной клетке ничего как будто бы особенного не было. Мусоропровод, чужие двери, ведро для пищевых отходов. Но вдруг мое внимание привлекла выгнувшаяся и шипящая, как убегающее молоко, кошка. Это была соседская кошка, которая вышла посудачить с соседками, но, видимо, пока еще не нашла своей компании.

Не знаю, что мне в этот момент пригрезилось, только я решил продемонстрировать свою силу и мощь и одновременно удаль - погнался за этой кошкой. Она сперва страшно удивилась, не ожидая этого от меня, вполне респектабельного соседа, потом взяла себя в руки, хладнокровно прыгнула и очутилась возле двери своей квартиры. Дверь была приоткрыта, и она степенно и неторопливо вошла в квартиру, посмотрев на меня, как на идиота; а в этот момент порывом ветра дверь как раз и затворилась.

Каким же я показался себе глупым... Вот уж, поистине - головокружение от успехов.

Но это еще не все. Мой поводок, который Мама-Маша, открывая дверь, так и не успела отстегнуть, зацепился за синее ведро с нарисованной на нем головой свиньи, и оно перевернулось.

С ума сойти, чего в нем только не было: и множество целых буханок хлеба, и рыба, и мясо, и сыры, и колбаса...

Мама-Маша бросилась все это собирать. А мне было ужасно стыдно, я чувствовал себя совершеннейшей перед ней свиньей, такой вот, как нарисована на этом ведре.

А еще я подумал, не стыдно ли всем тем, кто все это добро выбрасывает в мусорное ведро?