Я, пятясь, кланяясь и еще неизвестно что делая, взошел по лестнице.

Но у входа в дверь стоял такой "барбос" в человеческом облике, что мне пришлось сразу же отойти. Однако я нашел в себе силы сделать вторую попытку.

– Простите, я в библиотеку, - сказал я, хотя "барбос" меня вовсе ни о чем не спрашивал.

– Паспорт, - рявкнул "барбос", вроде бы, и не слыша меня.

Паспорта у меня, как назло, не было.

– Тогда идите в читальный зал, - заворчал он, как будто читальный зал для собак второго сорта.

И я прошел в читальный зал.

Но, увы, там не было трактата о любви, я специально обнюхал все полки. А я был убежден, что трактат пахнет по-особенному.

К тому же меня скоро выставили, потому что, хотя в правилах библиотеки и не сказано нигде о том, что собаки книгами не обслуживаются, но библиотекарь сказала, что собаки приравниваются к людям в нетрезвом состоянии, и категорически попросила меня выйти.

Я ушел, тем более на лужайке меня ждала Мама-Маша, разговаривавшая в этот момент с Колли. А около Колли стояли обе его хозяйки, те самые, помните, одинаковые девчонки из Витиного класса. Они по-взрослому разговаривали с мамой Машей, и моя хозяйка поочередно вглядывалась в их одинаковые лица.

Яподбежал к маме Маше и ткнулся ей в колени, но мог бы еще отсутствовать, она не очень меня искала.

А из общения с библиотекарями я вынес весьма прискорбную вещь: мы совершенно не учим детей культуре, а между тем в Советском фонде культуры существует даже программа "Классика". Которая ставит своей целью (настало самое время) - гуманизировать общество. Надо образовываться и учить иностранные языки. Человечество может дружить только с помощью культуры. Вот взять, к примеру, меня: повстречался я с японским Хином. Пес как пес, а говорит, естественно, по-японски. Хорошо, что я знаю этот язык. Я пять минут поговорил с Хином, и мы поняли друг друга, нашли общий язык. Он мне рассказал массу интересных вещей, и поскольку теперь меня интересовали проблемы семьи, то я с удовольствием узнал о том, что в японской семье имеются три принципа воспитания детей: быть побольше со своими детьми, делать все, чтобы малыши поменьше плакали, никогда не ругать их при постороннем. Я считаю это разумным, и в нашей семье это именно так.

Глава 14. Витин благородный поступок

Итак, Мама-Маша, встретив Витиных подружек-близняшек, вела с ними разговор, в котором, вернувшись из библиотеки, я принял самое деятельное участие.

Она спрашивала их про занятия, про учебу, про все, самое неинтересное. Из-за скучноты разговора я гонялся за невесть как обнаружившейся на лужайке бабочкой, за цветком, за самим собой и в глазах умного Колли выглядел, наверное, очень глупо. А он смотрел на меня серьезно, ждал, чтобы что-то сказать. В конце концов я угомонился и решил получить ответы на мучившие меня вопросы; ведь его хозяйки учились с моим хозяином.

– Можно обратиться к вам?
– учтиво спросил я Колли, видя, что он слишком уж пристально разглядывает ножки мамы Маши.

– Конечно, - Колли с трудом оторвался от своего занятия и повернул свою узкую физиономию ко мне.

– В прошлую нашу беседу вы говорили о моем хозяине и даже показали мне его увлечение, Настеньку, если не ошибаюсь. Так вот, не могли бы вы меня утешить, сказав, а в чем собственно их размолвка? Почему Настенька перестала испытывать симпатию к нашему Вите?

– Вопрос ваш хоть и заслуживает внимания, - подумав, сказал Колли, - но вряд ли я утешу вас, сообщив, что никакой размолвки между ними нет, а есть нечто другое, вероятно, не доступное нашему с вами собачьему соображению.

– Что же, если это не секрет?

– Неуверенность вашего, милый песик, хозяина в своих силах.

– Не понимаю вас, - возразил я, и мне почему-то захотелось добавить мсье.

– Очень просто. Когда юноша совершает какой-то особенный поступок, то, будучи осененным взглядом девушки, он сверяет свой поступок с этой девушкой, вернее, ее взглядом.

– И какой же поступок совершил наш Витя?
– спросил я, опасливо поглядывая на маму Машу, увлеченную, судя по всему, разговором с Олей и Полей.

– На мой взгляд, благородный. Он спрятал школьный журнал, выразив тем самым протест против несправедливой оценки, поставленной учительницей...

– Настеньке?

– Не только ей; тогда не было бы ценности поступка, а была бы только симпатия к даме, причем субъективная. Ценность поступка в том, что Виктор за справедливость вообще. Понимаете, он не выборочно принципиален, это его сущность.

Мне было ужасно приятно слушать Колли, и хотелось узнать, чем там кончилась история с журналом.

– Позвольте узнать, - спросил я, - а чем закончилась история с журналом?

– Пока ничем, журнал не нашли.

– А Настенька?

– Судя по рассказам моих хозяек, она в восторге от Вити.

– Но он же отчего-то страдает...

– Ну, не от этого же, а от того, что не уверен, правильно ли он поступил, и не хочет впутывать в свои дела даму. Еще одно свидетельство его благородства.

– Спасибо вам, - искренне поблагодарил я Колли и отбежал.

И вдруг лужайка показалась мне тоскливой и ненастоящей. И маленькой.