Шрифт:
Выслушав историю, Альвина залилась таким громким, раскатистым смехом, что, казалось, в ячейках зашевелились покойники.
– Ну, Веня! Ну, Немирович-Данченко! А я думаю, чего он повадился парламентские новости смотреть. И ведь ничего мне не сказал, паразит. Ловко он тебя объегорил. Ведь это я ему на тебя в телевизоре указала, когда случайно увидела. Смотри, говорю, был дегенератом, а стал человеком. И зачем тебе, Пяткин, депутатство понадобилось, в магазине что ли плохо кормят? Директор! Поверить не могу. Как удалось куш-то сорвать?
Так же как и твоему сожителю, хотел сказать Илья. Выигрывает тот, кто блефует. Наотмашь.
Он не до конца верил жене, но чувствовал, что Альвина говорит правду. Она ни при чем. Ложь женщины, с которой долго спал в одной постели можно уловить по запаху. Когда врет, поры выделяют тяжелый адреналин. Навроде протухшей редиски. От нее пахло лишь отстоявшимся страхом и дешевыми духами.
– Где найти этого подонка?
– Ладно, постараюсь помочь. Никому не позволено моих мужей грабить. Без меня. Ответит за свою жадность. Только, чур, мне процент. Три процента. Это сколько будет…?
– Договорились,– хмуро согласился Илья.
Долго разыскивать Веню не пришлось. Он храпел пьяный в съемной квартире на Подольской улице. Хорошо, что у Альвины имелись запасные ключи. На подоконнике лежал открытый кейс, в котором не было ни рубля.
– Куда валюту, сволочь, дел? Где ролс ройс? – ухватил его за тощее горло Пяткин.
Веня проснулся моментально, как собака. Подобрал под себя колени, закрыл голову руками.
– Не бейте меня! Это все Лаврушников придумал. Помощник депутата Баблуйского. Он к нам в театр за кулисы к одной актрисульке бегает. Увидел меня и застыл как соляной столб. Ты, говорит, копия моего шефа. А ежели подгримировать, то и родная мать не отличит. Потом позвонил и предложил дело.
– Меня развести?
– Любого. Ну, я и вспомнил о вас, каюсь.
Илья пригляделся. А ведь и впрямь одна рожа. Бывает же такое в жизни. Как говорят немцы – одного лишь быть не может, то чего не может быть. Впрочем, и это сомнительно.
– Продолжай, Станиславский.
– Лаврушников с вами по телефону говорил, а я по-актерски наставлял. Здорово? Когда в морг пришел, чуть не помер от ужаса. Думаю, нет, не смогу в холодильник забраться. А Лаврушников достал пистолет и говорит: лезь, комедиант, не то обратно не вытащу. Ничего не оставалась, как повиноваться грубой силе. Все деньги забрал, мне ничего не оставил. Сказал, потом часть отдаст. И на машине вашей уехал.
– Так. Значит, помощник депутата. Кто он?
– Хмырь какой-то из Сибири. Откуда и его шеф.
– Баблуйский в курсе вашей аферы?
– Я не спрашивал. Возможно. По телевизору же сказали, что он куда-то пропадал.
– Разберемся. Звони своему сибирскому отморозку, назначь срочную встречу.
– Велел больше не беспокоить.
Илья помял артисту кадык:
– Лицедей недоделанный. Скажи, что…не все деньги он из морга забрал. Полмиллиона остались. Никуда не денется.
На встречу поехали на машине Вени. Илья сел назад и когда подъехали к Цветному бульвару, сполз под сиденье.
Помощник оказался щупленьким, но очень живым пареньком. Все время лазил по карманам, чесался, шевелил кончиком носа. Когда он сел в машину, салон наполнился запахами чеснока, водки и французского одеколона.
Илья церемониться не стал. Накинул на горло помощника ремешок от брюк, притянул к подголовнику:
– В общем, так, господин Лаврушников. Вон в том джипе,– указал он на первый попавшийся на глаза припаркованный к обочине автомобиль,– мои ребята из следственного управления ФСБ. Или говоришь правду, или через десять минут окажешься на Лубянке. Понял?
– Ну, п-понял.
– Узнаю незатейливую речь. Говори, картавый, знает Баблуйский о твоих делишках?
– От-тстешку получает, а с какой грядки ему н-не интересно.
– Ну да, дел полно, о счастье трудящихся думает. В особняках Майями. У него собственность за бугром есть?
– У к-кого на Охотном ее н-нет?
– Извини, глупость спросил. Скандала хочешь, после которого тебя твой депутат сам на березе вздернет? Можешь не отвечать. Знаю, что не хочешь. Тогда дашь мне на него убойный компромат. Левые счета в банке, адреса собственности за рубежом. Ну, или что-то в этом роде. Наверняка у тебя есть.
– Н-ничего не знаю.
– А, жаль. Ну, тогда иди.
– Св-вободен?
– Как ветер в поле. Только сейчас я позвоню в Думу и скажу, что ты приходил в ФСБ и подробно рассказал о неприглядных делах не только своего шефа, но и его коллег-депутатов. Мол, гражданская совесть у подонка проснулась. А друзья с Лубянки подтвердят.
– Н-не надо,– замер уже схватившийся за дверную ручку Лаврушников. – Не к-красиво будет.
– А красиво порядочных людей на миллионы кидать? Кстати, если на моём ролсе хоть одна царапина появится, я тебя самого исполосую, как бог зебру.