И, по здравом размышлении, пришел к выводу, что надо заниматься исследованиями на стыке истории России и Франции, где уж точно можно найти и сказать что-то новое, свое. Так я и занялся изучением истории российско-французских отношений.

В те годы (1980-е) можно было достаточно свободно работать, скажем, в архиве Министерства иностранных дел СССР досоветского периода. Теперь он называется Архив внешней политики Российской империи. В принципе, там можно было получить все нужные материалы. Я читал донесения русских послов из Парижа, но мне не с чем было их сопоставить. Получалась односторонняя, во многом искаженная картина.

К счастью, уже при Горбачеве мы постепенно стали выезжать за границу и работать во французских архивах. Это, конечно, был прорыв. Мы, историки-международники, получили, наконец, возможность смотреть на объект своего исследования с двух сторон. Можно сказать, что как исследователь, работающий с первоисточниками, я состоялся именно в начале 1990-х, хотя за спиной было двадцать лет работы с печатными изданиями – французской периодикой, статистикой, парламентскими дебатами, мемуарной и научной литературой. Теперь же у меня появилась возможность поисков и сопоставления российских и французских архивных документов.

Начал я с XVIII века, поскольку регулярные отношения между Россией и Францией установились с визита Петра I в Париж в 1717 году.

– Не такие уж долгие отношения,

– Да, хотя первый французский посол побывал в Москве еще в 1586 году, при царе Федоре Иоанновиче, сыне Ивана Грозного. Но это было не постоянное посольство в нынешнем его понимании. Это была разовая поездка без каких-либо последствий. Регулярные, т. е. постоянные дипломатические отношения между Россией и Францией возникли только триста лет назад. Я и пошел в своих исследованиях по хронологии, начиная с Петра иногда, правда, от нее отступая. В середине 90-х годов выпустил первую книгу по этой проблематике. Называлась она: «Двуглавый орел и королевские лилии».

– Двуглавый орел – это понятно, а королевские лилии? Герб Франции?

– Да, это символ династии Бурбонов, отраженный в гербе Французского королевства – три желтые лилии на синем фоне. Эта книга была написана уже на архивных источниках двух стран. Потом у меня вышла книга «Екатерина II и Людовик XVI». Как и предыдущая, она была подготовлена на двусторонних источниках из архивов Москвы и Парижа. А потом появилась третья монография – «Елизавета Петровна и Людовик XV».

– А «Екатерина Ни Вольтер», например?

– Этой темой у нас в Институте занимается группа исследователей под руководством доктора исторических наук Сергея Яковлевича Карпа, руководителя Центра по изучению XVIII века. Сотрудники С.Я. Карпа изучают как раз идейные и культурные связи между Россией и Францией в век Просвещения.

– Ведь эти связи всегда были достаточно глубокими.

– Конечно, в отличие от дипломатических, они, действительно, более глубокие и более содержательные. С двусторонней дипломатией у нас с Францией часто не ладилось.

– А потом вы написали книгу о Наполеоне III. Не самая популярная фигура. Почему именно о нем?

– Дело в том, что он не только в нашей, но и во французской литературе был, можно сказать, оклеветан. Главная к нему претензия на его родине – он проиграл войну с Пруссией, которую вообще не надо было начинать. И вот за то, что он ее проиграл, за то, что у Франции отобрали Эльзас и Лотарингию и наложили на нее многомиллиардную контрибуцию, французы Наполеона III терпеть не могут до сих пор.

– Несмотря на ваши усилия?

– Ну, мои усилия здесь не играют никакой роли. Разве что для наших читателей, интересующихся историей Франции. В свое время Карл Маркс дал «каноническую» оценку Наполеону III, буквально «уничтожив» его. А возражать Марксу, как и Ленину, в СССР было совершенно невозможно и даже опасно.

В самой Франции были два гиганта – Виктор Гюго и Эмиль Золя, которые так «приложили», говоря неакадемическим языком, Наполеона III, что их «приговор» не подвергался сомнению до самого последнего времени, когда среди французских историков начался пересмотр оценки деятельности Наполеона III.

– Но это все-таки художественное слово.

– Дело в том, что художественное произведение всегда оказывает гораздо большее влияние на умы, на сознание, чем любая научная монография. Если мы когда-нибудь научимся писать свои книги как Золя и Гюго, это было бы прекрасно. Но не уверен, что когда-нибудь это случится.

– Пушкин так написал о Сальери, что теперь его все считают отравителем, хотя это не достоверный исторический факт.